Катамаран «Петрович» |
||
нос |
Александр Готовцев
гл. ремонтник, гл. контрабандист |
Олег Гребенчиков
новообращенный |
корма |
Константин Даниленко
барометрист, термометрист, электронный лоцман, летописец |
Дмитрий "Ильич" Левиков гл. рыбак |
Катамаран «Дорадо» |
||
нос |
Алексей "Брежнев" Шерстнёв
разводящий, ди-джей, радист |
Ольга Плясова-Бакунина Верховный Главнокомандующий, световой и теневой лидер, вдохновитель, генератор идей, организатор, украшение, завхоз, повар, менеджер по связям с общественностью, ответственный за все, и протчая, и протчая, и протчая… |
корма |
Александр Степанов
пом. гл. ремонтника, пом. гл. контрабандиста |
Игорь "Поплавок" Поплавский
вице-адмирал |
ОглавлениеЭкипажиОт автора Предисловие Техническое предисловие
"Граждане, отвертка есть?"
|
От автора
Всегда мечтал побывать в Сибири. То, что в детстве по воле родителей я облазил чуть ли не весь Алтай, пол-Саян, треть Тянь-Шаня; то, что посетил плато Путорана в 2005 – все это я в счет не брал. Все это – Сибирь лишь формально, а фактически: недо-Сибирь, пред-Сибирь, в крайнем случае пара-Сибирь. Это все равно как тот, кто побывал только в Жулебино, уверял бы, что "был в Москве". Конечно, Москва – это не Жулебино. Мне возразят, что и Красная площадь – не Москва. Верно. Москва – это и Красная (да и все остальные площади), и Жулебино (а также другие спальные районы). Но побывав и там, и сям, можно составить себе уже более полное представление. Вот именно поэтому мне, посетившему северную и южную оконечности Сибири, и хотелось забраться в самую ее сердцевину. Экстра- и интерполировать. Открыть для себя регион, который с этой Сибирью отождествляется, ее представляет и олицетворяет. Увидеть, почувствовать и понять настоящую, сермяжную, всамделишную, истинную Сибирь.
Предисловие
Подготовка к походу началась заранее, ох как заранее. Достаточно сказать, что билеты на самолеты (на все рейсы – два туда и примерно столько же обратно) мы купили аж 26 марта. Двоюродный брат Оли, Антон, пожелавший (увы, слишком поздно) присоединиться к нам, столкнулся с таким количеством трудностей, что от идеи благоразумно отказался.
|
Предлагаю провести общий сбор. Он необходим, потому что нужно обговорить (у нас же команда, а не тюрьма народов) ряд важных вопросов по организации, по идеологии похода, по снаряге, посмотреть фильм про то, куда вы идете, просто высказаться, узнать, желательно поточнее, кто на какой вес по личной снаряге "выходит", и ряд прочих.
По переписке это сделать сложнее. Я хочу вам в глаза посмотреть, чтобы точно быть уверенной, что вы ДОБРОВОЛЬНО подписываетесь под этот поход, в том виде, в каком его вижу я, и в каком его можно пройти (из-за ограниченности сроков, сложности и удаленности маршрута, вариаций на тему "как пойдет", "там посмотрим" у нас не будет). График очень жесткий. Желательно избегать ошибок […]
Желательно очень, чтобы присутствовали все. Если вопросы для обсуждения подготовить заранее, то это займет 2-3 часа. Если не галдеть
Вот так. Жанна д'Арк вытирает сопли, а Надежда Дурова стыдливо меняет подгузник…
По прочтении цитированных слов хочется подобрать живот, вытянуть руки по швам, заодно левой ладонью незаметно поправляя шашку, а правой – кобуру; строго глядя вдаль, набрать побольше воздуху и оглушительно гаркнуть: "Слушаюсь, мой генерал!".
На вопросы друзей и коллег: "Куда едешь летом?" я отвечал либо "В Туруханский край", либо "На Нижнюю Тунгуску", ибо изо всех рек, по которым пролегал наш маршрут, она одна на слуху. Реакция была либо "По местам сталинских ссылок?", либо "А, искать метеорит?", соответственно. Такая неосведомленность вполне простительна для москвича, однако развеять заблуждения придется.
Тунгусский метеорит упал в районе Подкаменной, а не Нижней Тунгуски – это два правых притока Енисея, текущих примерно параллельно на расстоянии около 200 км друг от друга. Что же касается самого места падения, то от Туруханска оно находится примерно в 900 км направлением на ВЮВ.
А товарищ Сталин отбывал ссылку в поселке Курейка, где и был позже построен Пантеон. Курейка находится в 60 км на СЗ от Туруханска. Подробнее о ссылке и Пантеоне написано, например, здесь. Правда, иногда Сталин прибывал и в Туруханск (в то время – село Монастырское), для предусмотренной условиями ссылки встречи с местными властями – отмечаться. Кстати, полицейское управление, куда будущий отец народов являлся, располагалось в здании нынешнего краеведческого музея, который мы и посетили на обратном пути.
Наиболее продвинутые говорили, что где-то в тех краях находится географический центр России. Отдавая себе отчет в том, что это, конечно, чистая условность, укажем, что этот центр считается расположенным в озере Виви, менее чем в 300 км на восток от Туруханска, то есть совсем рядом с нашим маршрутом.
Следовательно, из всех способов описать наше местонахождение лучший звучит так: "в географическом центре страны".
Эрнст Сэтон-Томпсон, один из любимейших авторов из моего детства, написал замечательную книгу "Прерии Арктики". Она мало известна; в частности, ее обходят вниманием все краткие биографии писателя. Возможно, потому, что, в отличие от других его книг, эта является дневником его путешествия, сопровождаемого размышлениями и рассказами о научных исследованиях, то есть, в ней нет ни слова художественного вымысла. Тем не менее, живой язык и тонкий, чисто английский юмор, с первых строчек выдают фирменный стиль Сэтон-Томпсона.
Вновь обратиться к этой книге, помимо ностальгии, меня побудило забавное совпадение: путешествие проходило на широте примерно 64° с.ш., то есть, в точности на параллели нашего маршрута, только в западном полушарии, и примерно в это же время (поход длился полгода; чтоб я так жил). То есть можно было ожидать, что природные и погодные условия окажутся примерно одинаковыми.
Особое место в книге занимает вопрос кровососущих насекомых. Чувствуется, что эта тема взволновала автора едва ли не сильнее, чем все остальные, вместе взятые. Посвятив отдельную главу только комарам и дав слово больше не возвращаться к этому вопросу, Сэтон-Томпсон то и дело нарушает собственное обещание.
И наконец, еще один повод вспомнить путешествие Сэтон-Томпсона дал Сашка. На его голове красовалась панамка с огромным комаром и надписью "Alaska State Bird". Комментарии излишни.
Показания барометра приводятся в гектопаскалях (гПа). Привыкшие к миллиметрам ртутного столба могут просто умножить цифру на ¾. Нормальное давление равно 1000 гПа. Но дело, как вы понимаете, не в единицах измерения и даже не в абсолютных значениях, а в тенденции, однако, то есть в уменьшении и увеличении показателей.
Историческое отступление о нелегкой судьбе барометриста
Время действия: 1 августа 2006. Место действия: р. Кожим. Действующие лица: Манч, воплощение культуры, толерантности, терпения, такта и интеллигентности. Второе, пусть и безмолвное, действующее лицо: Аня (13 лет) – воплощение скромности, обаяния, непосредственности, чистоты и невинности.
В присутствии этого юного ангела мы как-то сами собой воздерживались не только от грязных слов, но и от грязных мыслей…
– Манч, давление?
– Стабильно.
А, вот, кстати, и диалог. Манч тогда был "главным по погоде", и поэтому к нему все время обращались с вопросами о давлении, повышение коего должно было свидетельствовать о прояснении атмосферы и прекращения надоевших дождей. Но ответы, которые давал Манч, как он потом понял, говорили скорее не о погоде, а о технической безграмотности членов экипажа. Дело в том, что колебания давления большей частью находились в пределах белого шума и только вводили в заблуждение и Манча, и вопрошающих (кстати, ваш покорный слуга, занявший вакантную должность барометриста, эти ошибки постарался учесть)…
– Манч, давление?
– Падает.
О чем это я? О погоде. Так вот, то было начало прелюдии. Далее, тем утром мной была обнаружена дыра в правом баллоне "Петровича", и пассажир "Трапезунда" Оля уступила место дочери, вспомнив медицинскую юность и на пару с Ильичом превратившись в хирурга, зашивающего рваную рану на теле плавучего пациента…
– Манч, давление?
– Стабильно.
…Черт, опять перебили. Ну так вот, договоренность была следующей: поджидая пострадавшего, "Трапезунд" с Аней на борту тихо дрейфует по течению, а экипаж наслаждается кратким отсутствием осадков и предается созер…
– Манч, давление?
– Растет.
…цанию красот и рыбалке. Итак, введение закончено, и я вновь представляю участников: Манч-барометрист, воплощение интеллигентности и проч, и Аня-пассажир – воплощение невинности… ну, вы вспомнили…
– Манч, давление?
– Отъе…ись.
Занавес.
В походе нас сопровождал спутниковый трекер, предоставленный бесплатно сайтом Маршруты.ру. В качестве "платы" следовало всего лишь сфотографироваться несколько раз с их флагом, что мы и выполнили. Будьте любезны: на Хомтого, на Тутончане, на Нижней Тунгуске.
Оценить практическую пользу трекера в качестве источника сигнала бедствия, к счастью, повода не было, зато здесь можно оценить его работу в качестве собственно трекера, то есть прибора, отслеживающего перемещение.
Тем, кто этим устройством будет пользоваться – слухи о его прожорливости сильно преувеличены. Комплекта литиевых батареек, поставленного при приобретении, хватило на весь поход. Любопытно будет ознакомиться с соответствующей дискуссией на форуме "Скитальца".
Специально для этого похода (ну и заодно, для всех остальных), с целью измерения давления и температуры, мною были куплены часы Casio PRW-500 серии Pro-Trek. Встроенная функция альтиметра мне была не нужна, но тест-драйв я на всякий случай провел. В качестве эталона использовались показания высотометра с GPS. Оказалось, что погрешность и при больших (порядка 1500 м), и при малых (порядка 300 м) высотах составляет десятки метров, хотя тенденцию изменения высоты альтиметр отслеживает исправно. Вывод: для точного измерения абсолютной высоты места прибор малопригоден, а вот для оценки относительного подъема/спуска – вполне подходит. Собственно говоря, об этом (правда, в завуалированной форме) сказано и в руководстве.
Что же касается измерения атмосферного давления, температур (хоть воды, хоть воздуха), и водоустойчивости – никаких претензий. При этом часы невелики (за счет отсутствия компаса), изящны и солидно смотрятся на руке любого размера. Отличная техника.
Начало не предвещало ничего хорошего: мы разместились в самолете, но ожидаемой последовательности событий – рулежка, разгон, взлет – не произошло. По проходу салона деловито сновали мужчины и женщины в разного цвета авиационной униформе. Я живо вспомнил известный рассказ Жванецкого, но командному составу – Игорю и Оле – было не до смеха: ведь срывалась пересадка на рейс Красноярск-Туруханск. Наконец Верховный Главнокомандующий потеряла терпение и стала звонить младшей дочери с просьбой зарегистрировать нас в Красноярске по интернету. Оля диктовала последние данные, когда стюардесса сначала вежливо, а затем настоятельно попросила "отключить все электронные устройства". В итоге мы все-таки взлетели с полуторачасовой задержкой. Если бы Оля начала звонить минут на пять позже, это бы стоило всем нам (и стюардессам в том числе) лишних нервов.
Полет прошел уныло. Не покидало беспокойство: зарегистрировала ли нас Аня, не опоздаем ли опять, не улетел ли следующий борт. Компания UTair оставила не самые приятные воспоминания, и дело не только в технических неполадках. По-английски объявления делают так, что даже зная содержание, разобрать слова положительно невозможно. В салоне душно, а стюардессы по просьбе принести стакан воды ведут себя так, словно попросил станцевать нагишом – смотрят удивленно, долго сомневаются и в конце концов просьбу-таки выполняют, но как величайшее одолжение (на обратном пути специально засек – чтобы нацедить водички, потребовалось 13 минут).
Одному Ильичу эти сложности были неведомы – продрых всю дорогу. При разносе ужина между супругами состоялся примерно такой диалог:
Оля (расталкивая Ильича): – Дим, есть будешь?
Ильич (проснувшись): – Буду (засыпает)
Оля: – Тебе мясо или курицу?
Ильич (проснувшись): – Мясо (засыпает)
Оля: – Ешь.
Ильич (проснувшись): – Ага (засыпает)
И так далее. В результате его порция была заныкана до лучших времен, которые наступили уже на реке.
Прибыли в Красноярск около семи утра (здесь и далее время местное, на 4 часа позже Москвы). Аня оказалась не только красавицей, но и умницей – в точности выполнила указания мамы, ничего не перепутала и сэкономила нам уйму времени и нервов.
Теперь о весе. Согласно требованиям обеих авиакомпаний: а) вес одного места багажа не должен превышать 32 кг; б) вес на каждого члена группы не должен превышать 20 кг. Первое требование мы соблюли. Но определить суммарный вес для выполнения второго требования было трудно – 9 рюкзаков и одна упаковка весел взвешивались отдельно, разными людьми на разных весах, поэтому, естественно, общий вес мы могли оценивать лишь приблизительно. Однако усилия Оли при подготовке к походу были направлены в том числе на ограничение веса: не более 8 кг личных вещей на рыло и отказ от многих предметов, в некоторых из которых мы позже остро нуждались. Так что перевес если и должен был быть, то небольшой. И во Внуково нас ждал приятный сюрприз – никаким штрафным санкциям за перевес мы не подверглись. Тем более неожиданно звучало сообщение в красноярском аэропорту Емельяново, что общий вес нашего багажа составляет 211 кг, то есть перевес достигает 211 – 9·20 = 31 кг. Получается, что за время полета, как съязвил Олег, "груз нагулял вес". Оля вынуждена была заплатить штраф по цене 90 руб. за 1 кг, то есть 2790 руб.
Уже теперь, после возвращения, стала понятна причина – никто ничего не нагуливал, перевес был изначально, но во Внуково посчитали, что на брата приходится всего около 3 кг, и смилостивились, а в Емельяново пошли до конца, согласно инструкции.
Перелет Красноярск-Туруханск выполнялся на винтовом самолете ATR42-500 вместимостью 46 пассажиров в сопровождении единственной стюардессы. Объявления внятные, конфетки вкусные, воду приносят быстро. Так что компания NordStar показала себя с куда как лучшей стороны, чем UTair.
Клуб закрыт
В городе, то есть, строго говоря, селе, Туруханске, мы оказались около полудня, и сразу же вступили в близкие контакты нежелательной степени с комарами и мошкой. На меня произвело впечатление здание аэропорта – огромное бревенчатое, облицованное изнутри мрамором (часто ли вы такое видели?).
Здесь нас встречал человек лет тридцати по имени Дмитрий (третий справа) с прической "под Ленина". Он стал нашим извозчиком, гидом и помощником. Сопровождала Дмитрия жена Татьяна в неизменной мини-юбке. Каждый из супругов был водителем праворульного микроавтобуса (там вообще много праворульных машин).
Дмитрий нам очень помог и никаких нареканий не заслужил. Поэтому в качестве рекламы мы опубликуем его телефон: +79620794250. Лучшего посредника вы в Туруханске вряд ли найдете.
Цены в городе в целом и в окрестностях аэропорта в частности выше московских – все ведь привозное. Ни железная, ни автомобильная дороги извне к Туруханску не ведут, поэтому снабжение только по Енисею, ну, или в крайнем случае, по воздуху. Итак, на шоколад цены выше московских примерно в полтора раза, на пиво – в 3.5 (а зимой – аж в 4.5 раза).
Енисей. Вид с борта вертолета
Полдня изучали местность вблизи аэропорта, Татьяна катала нас по магазинам. Купили кучу всякой всячины, в частности лук и картошку – для ухи. Потом Игорь, Ильич, Сашка и я написали пулю прямо среди мрамора, чтобы защититься от солнца и комаров. Когда от нас потребовали список группы для регистрации на рейс, оказалось, что Оля с половиной паспортов где-то гуляет, пришлось Игорю с грехом пополам список составлять самостоятельно. Потом уселись напротив аэропорта, "в саду, где детские грыбочки", перекусили.
Даже в женскую баню подглядывают с меньшим интересом…
Долгожданный вылет состоялся около 18 часов, и через полтора часа мы были на месте. Прием со стороны реки Хомтого был ожидаемо теплым (25°С), но негостеприимным – комары и мошка исправно выполняли свои обязанности.
Почему Ной не прибил тех двух комаров? |
Место неудачное для стапеля, но, собственно, других мест в окрестностях и нет. Берег сначала песчаный, затем мелко каменистый, потом трава, кусты и… нет, не тайга, скорее лесотундра: густой кустарник, берез мало и все они кривые, лиственниц чуть побольше. До соседней лиственничной рощи несколько сотен метров по труднопроходимым кустам. Пригодных для двух катов лиственниц сыскалось немного, пришлось Сашке с Тёмкой в поисках лесин даже переправляться на противоположный, правый, берег. Река хоть и мелкая, но вброд не перейдешь – у правого берега выше макушки.
Ветер дует редко и слабо, летают твари. Борясь со зноем, все купаются в одежде и без. Сборка и испытание судов были завершены к шести часам вечера, заодно установили распределение народа по судам и по местам. Тут выяснился один из огрехов подготовки: экономя на весе, Оля велела мне взять всего 200 г того, что я называю "шнудочки": канатов, тросов, репшнуров и веревочек. Рискуя вызвать гнев Верховного, я взял примерно половину своего арсенала, потянувшую на 1 кг, то есть превысил норму в 5 раз. Когда же мы начали вязать рамы, укосины и сидушки, выяснилось, что и всех оставленных дома моих запасов оказалось бы мало. Хорошо, что предусмотрительный Игорь захватил дополнительную веревку, которая тут же была растащена и разрезана на короткие концы. Весь поход мы испытывали настолько острую нехватку вязочного материала, что Сашка сначала пожертвовал своими шнурками, а затем несколько раз безуспешно покушался на святое – морковку, а я таскал в напузнике 1-2 веревочки, которые постоянно кому-то зачем-то были нужны, пусть и временно.
Так что, мальчики и девочки, перед водным походом необходимо тщательно подсчитать общий объем такелажа, а затем умножить эту цифру на два, а то и на три. Лучше оставить дома свитер или порцию риса, потому что греться можно у костра, а питаться рыбой, но взять веревки в тайге просто негде.
Диалог дня:
Тёма (о щуке): – Она живая? Ильич: – Нет, она скользкая. |
Что сказать о первом дне сплава? Не усппели мы отчалить, как Тёма открыл счет трофеям, выловив щуку. Вначале все было неплохо, и река показалась нам довольно полноводной. Течет среди болот, дно илистое. И лишь после того, как она совершила поворот на юг под прямым углом… Сплав кончился. Начались шиверы, мели, камни, почти сплошная проводка. В состоянии крайней (с непривычки) усталости упали на стоянку в 19:30. Характер берега не изменился. Средняя скорость составляет 1.6 км/ч, а отставание от плана достигает уже 17 км.
— Доктор, а как вы узнали, что у меня повышенное давление?
|
Первая часть дня до отвращения напоминала день вчерашний. В два часа пополудни достигли порога [01] (в квадратных скобках здесь и далее приводятся номера соответствующих точек на треке), который Оля вначале приняла за порог "Черепаха".
Данный маршрут мы проходили не первые, а по следам очень странной (о подробностях умолчу) группы. Так вот, название "Черепаха" они присвоили самому сложному порогу на маршруте – слаломный заход и водопадный слив. Последний напоминает "Розового слона" на Уксуне. Однако у предшественников вода была очень высокой, у нас – наоборот, поэтому даже идентификация препятствий вызывала трудности. Теперь мы почти уверены, что 17 июля около 14:00 мы встретили не "Черепаху", а другой порог. Поскольку название ему присвоено не было, мы на правах первопроходцев даем ему имя "Обисситок".
Порог "Обисситок"
Во второй половине дня сложность проводки возросла, и около четырех часов пополудни нас с Олегом "списали на берег". В силу своей тяжеловесности и неповоротливости мы больше мешали, чем помогали, а жилистые и ловкие Сашка и Ильич справлялись без нас. Правда, через полтора часа и они умаялись, а мы их сменили. Скорость, конечно, упала, но "Дорадо", который вели Игорь, Брежнев и Степанов (почти как в другой книге из детства – "Игорёк, Гусёк и Прохоров"), все равно отставал. Оля почти все время шла по берегу.
Проводка "Дорадо"
Мы с Олегом, вполне подходящие друг другу по темпераменту, справлялись неплохо. Мы даже вскоре выработали не только свои приемы проводки, но и свой язык. Когда Олег, располагавшийся впереди справа, говорил "Между ног", я, ведший судно сзади слева, понимал, что камень прямо по курсу нужно пропустить между баллонов.
На правом (южном) берегу кое-где наблюдается то ли слежавшийся снег, то ли лед. Что бы это ни было, оно активно тает. Позже снежники и ледники стали захватывать и левый берег. То и дело встречаются красивые скальные стенки.
Мне это напомнило апрельское Подмосковье...
К вечеру дошли до препятствия, которое, видимо, и было названо "Черепахой" [02]. Завтрашний день было решено начать с обноса двух ступеней по очереди.
Место для стоянки паршивое, впрочем, таковы были и будут все, за исключением, может быть, одного. За счет низкой воды везде вдоль берега идет гряда камней (чаще крупных, реже мелких, иногда – песка). Затем тянется полоса неровного, с наклоном в сторону реки, травянистого берега, где обожает гнездиться всякая летучая сволочь. Потом – кусты и лес, иногда они совмещаются. Тайга настолько густая и изобилующая подлеском, что в лесу как таковом стоять не пришлось ни разу. Аналогичная ситуация была на Пижме, но здесь, кроме всего прочего, мы старались выбирать места открытые для пресловутой "продуваемости" (хотя число порывов ветра было в разы меньше числа выловленных рыб).
Напоследок: за вчерашний день мы сбросили 20 м высоты на 14 км по горизонтали, за сегодня – около 50 м на тот же отрезок, а за завтра, забегая вперед: 80 м на 7 км!
Обнесли по правому берегу первую ступень "Черепахи", затем переправились с правого на левый и по нему обнесли вторую ступень. На левом теперь уже точно ледник, плотный, как бетон. Будь ледник метра на полтора длиннее, пришлось бы либо обносить по самому верху, либо рубить топором ступени.
Вторая ступень "Черепахи"
Около четырех часов дня крутизна склонов возросла – начался каньон. Сжатый скалами, поток резко ускорился, и вдвоем было уже не справиться. К нам четверым присоединился Тёма. Дважды течением смывало весла, и юнга их резво догонял и ловил. Впрочем, далеко они бы все равно не ушли – слишком много камней в русле.
Цилиндрические отверстия в скале. Трудно поверить в их естественное происхождение, но придется
Это был крутой – как в прямом, так и в переносном смысле – участок. Дважды меня чуть не затянуло под катамаран, Олег как-то раз ушел самосплавом метров на пять. Воды где по колено, где по грудь, напор течения колоссален, спасает лишь теплая (21-24°С) вода. По вечерам в палатке, раздевшись, изучаю собственные ноги, особенно голени и колени: одна сплошная шишка с кровоподтеками и царапинами.
Долбаное глобальное потепление…
После крутого участка пошел пологий, но по сути дела ничего не изменилось. Ведут Ильич с Сашкой, мы с Олегом их меняем, "Дорадо" почти все время отстает, нам приходится их поджидать. Встретившись, Игорь с Олей, тыкая пальцами в карту, расходятся во мнениях, сколько осталось до Тутончаны – то ли километр, то ли полтора. Я, посматривая в GPS, робко поправляю: "По прямой – восемь". На следующей остановке Оля готова биться об заклад: Тутончана за следующим поворотом. "По навигатору – шесть километров", – уже увереннее заявляю я. Угадайте, кто победил – два изощренных российских ума или одна единица тупой заокеанской техники?
Впрочем, когда до устья Хомтого по вышеупомянутому навигатору оставалось километра два, все сомнения отпали. Река разлилась как нельзя широко, камней стало куда больше, чем воды, последняя редко поднималась выше щиколотки, зато спереди просматривалась широкая долина.
Был бы жив Куликов, он бы сказал: "Мотор заглох". Пройти оставшиеся несколько сотен метров Ильич с Сашкой, бывшие в тот момент на вахте, оказались не в силах. Речь, разумеется, идет не о физических возможностях, а чисто о психологии. Тому, кто там не был, трудно представить себе это ощущение какой-то тупой безысходности, когда идешь, бывало, уткнувшись взглядом… чуть не написал – в землю… итак, идешь в воде по эти самые… эти, уткнувшись взглядом в камень впереди, и думаешь: слева от него провести? или справа? между ног? сверху? может, его взорвать чем? ни хрена нет ведь, чем взрывать-то… а если слева, там точно такой же… те же помидоры… нет, не те же, тот повыше… сука… зато поуже… и куда идти-то?! твою бога душу-грушу мать… коленка болит… Какого лешего я тут забыл? Лежал бы себе, никого не трогал, диван, пиво холодное, футбол… Какой еще футбол?! Все, перекур!
И вот тут, усевшись на мокрый баллон, невольно поднимаешь глаза и устремляешь взгляд в будущее, то есть вперед, а там… Скалы, камни, валуны, булыжники, троллейбусы, чемоданы – все наперечет твердые и неподатливые, вросшие и зацементированные насмерть, а ведь нам туда, вот на тот смешной короткий плесик, за которым опять… то же самое!
Короче, это было чем-то вроде забастовки – не пойдем до устья Хомтого, и хоть ты в узел завяжись. Игорь, видимо, испытывал те же чувства, так что не возражал. Место на левом берегу оказалось еще хуже, чем предыдущее – между камнями и лесом совсем тонкая полоска, трава по колено, море гнуса, до воды длинная отмель седых от отложений камней.
От усталости у всех плохое настроение, кто-то срывается на грубость по пустякам. Ничего, надо потерпеть, доползти до палатки, передавить кровососущую дрянь на потолке, почесать укусы, пощупать шишки на ногах, заклеить пластырем потертости, с наслаждением вытянуться в струнку поверх спальника, хрустя суставами… Хорошо бы сейчас… Нет, просто хорошо… Хор-р… Хр-р-р…
Название "Тутончана", последние дни звучавшее для нас как райское пение, происходит, видимо, от эвенкийского туту-ми – ползти, переваливаться из стороны в сторону, опираться (сведения по топонимике Эвенкии почерпнуты отсюда). Забавное название. Иногда на Тутончане действительно приходилось ползти и переваливаться…
Навигатор утверждает, что по прямой до Тутончаны всего-то 900 м, но за счет петель вокруг луж, кустов и рощиц накопилось километра полтора. Сашка с Ильичом привычно повели кат через россыпь камней, но – что крайне важно – кат пустой. Списанным на берег пришлось сделать по два рейса с вещами.
На правом берегу мы заметили странное сооружение [03], напомнившее нам о существовании других людей, кроме нас – то ли навес, то ли сарай, то ли полуразрушенная избушка. Впрочем, накануне, идя по берегу, Олег обнаружил П-образную алюминиевую трубу, предположительно от раскладушки. Привет, геологи!
Тутончана завлекала и заманивала, а мы легко верили в ее незатейливые байки. Всем показалось, что вода холоднее, чем в Хомтого (почему нам так этого хотелось?), и все удивились, когда я огласил результаты измерений. Все пребывали в плену стереотипа, что чем ниже – тем полноводнее, и не ведали, что ширина и глубина реки, скорость течения и расход – это всего лишь переменные в одной формуле, и учесть их одновременное изменение почти невозможно. Все отметили ширину долины – казалось, что и воды в ней будет больше, и что проводки прекратятся.
В этом, кстати, мы почти не ошиблись. Проводки не исчезли, но стали гораздо реже. Течение ослабло, опасность для здоровья – тоже, и после предыдущих нервных и тяжелых дней мы откровенно расслабились. Гребли вполвесла, обсуждали мировые проблемы, рыбачили, пили разведенку, в общем – отдыхали.
Лагерь разбили в устье левого притока Укатыкана. Экипаж "Дорадо", шедшего первым, заметил "бурление, будто суп в котле. Это была рыба" (дословно цитирую Олю). Игорь принялся рыбачить, потом его поддержали Тёмка и Ильич. Главный рыбак вскоре и преуспел: первый таймень был взят! Если верить предварительному плану похода, разосланному Олей чуть ли не за полгода до начала оного, на этом цель похода была выполнена, и мы могли с чистой (с точки зрения Ильичей) совестью улетать в Москву.
Ну, а если говорить серьезно, то в последние дни все чаще в речи руководящего состава (Верховного Главнокомандующего и вице-адмирала) проскакивало слово на букву "ж". И вовсе не в качестве названия части тела, а в качестве характеристики той ситуации, где мы все оказались.
Согласно упомянутому плану, примерно через день хода, в месте впадения правого притока Хуричи, сплав по Тутончане прекращается. Далее идет подъем по Хуричи, волок (7-8 км по прямой), сплав по Неконгдокону до его впадения в Ерачимо, и, наконец, сплав по Ерачимо до Нижней Тунгуски, где нас встретит катер. Так вот, мы тоскливо предвидели, что ручей (даже не река) Хуричи пересох, а другого пути (кроме ручья Некэнгдэкен, по которому поднимались предшественники, и который был не сильно полноводнее) просто не было. Если же тупо сплавляться по Тутончане до Тунгуски, а затем до устья Ерачимо, то это даже по высокой воде займет неоправданно большое время, а с учетом проводок – и подавно. У нас была палочка-выручалочка – спутниковый телефон – и можно было в любой момент вызвать вертолет, но это грозило астрономическими финансовыми затратами (кстати, перелет на геликоптере по маршруту Туруханск-Хомтого нам, как и в прошлом году, оплатил спонсор).
Впрочем, впадать в панику было рано – Хуричи еще впереди. Была надежда, что он питается болотами или родниками и достаточно полноводен.
"Шоу Первого Тайменя" в тот вечер оказалось далеко не единственным. Свою часть циркового представления обеспечил Брежнев. Считать по нашему, он выпил-то немного, но дело, видимо, усугубилось солнечным ударом. Около часа он лежал на берегу, перекатываясь с боку на бок, и издавал нечто среднее между рыком, стоном и воем, в котором изредка угадывались нечленораздельные слова. Напоминал он в эти минуты моржа в брачный период.
Пользуясь тем, что на фоне предыдущих дней я не слишком устал, я совершил краткую экскурсию в тайгу, а то получилось бы, что и в настоящей сибирской тайге-то я так ни разу и не был – ведь стоим мы преимущественно рядом с лесом или вообще на отмелях (как сегодня, например). Ну что же – тайга тайгой – такая, как я ее себе и представлял. Так я оптичил еще одно мероприятие: не одному же Ильичу свой план выполнять.
– Какое лучшее средство от комаров?
|
На одном из многочисленных перекатов [04] Ильич, почти наудачу, кинул блесну и вытащил еще одного тайменя. Зачалившись в устье ручейка слева, вскоре извлек второго. Утолив рыбацкий зуд, передал спиннинг Олегу, показал, как и куда кидают, "как ходят, как сдают", и Олег вскоре просто клокотал от переполнявших его чувств.
Буквально через километр по воде приняли справа приток Делингдэ [05]. Ильич тут же выловил такого же большого, каким был первый. Уступая протестам общественности ("столько мы не слопаем!"), тайменя сфотографировали и отпустили с миром.
Около пяти вечера случилось еще одно забавное событие [06]. Идем мы, значит, на веслах, никого не трогаем. Воды примерно по колено. Вдруг Сашка произносит что-то вроде "Ух ты! Ни фига себе! Ну-ка, ну-ка…", и на ходу прыгает в воду. Из кармана рюкзака вываливается колпачок от репеллента, я тоже соскакиваю и бросаюсь его ловить. Поймав, слышу сзади сашкин голос: "Ильич, иди сюда!". Ильич тоже спешивается и устремляется на зов. Олег, оставшийся на кате один, в недоумении следует за остальными и с трудом удерживает судно на течении. Ильич и Сашка, стоя в десятке метров выше, что-то шумно обсуждают, глядя в воду, но сквозь междометия и нецензурщину слышится слово "сом". Затем следует суета, шум, крики, летят брызги, и на свет божий появляется нечто огромное и гладкое. "Он мышь проглотил!", – возбужденно кричит Ильич. Я отвязываю авоську, служащую нам куканом, и иду к рыбоудам. Олег теряет контроль над судном (течение в том месте изрядное), и я зацепляюсь за блесну спиннинга, торчащего со стороны кормы. Суета усиливается. Мы втроем на ходу пытаемся одновременно удержать сома, затормозить кат и снять меня с крючка. Не сразу, но все удается. Я замечаю, что это не мышь, а "бородка" – длинный отросток на нижней челюсти рыбы. "А разве у сома не должно быть усов?", – робко интересуюсь я, но ответа не получаю.
Несколько позже мы выяснили, что то был все же не сом, а налим. Эта рыба, видимо, больше остальных нуждается в растворенном в воде кислороде, а на жаре кислород из воды уходит, и налим залегает в своего рода спячку на дне. Поэтому на мелких местах его и можно брать в прямом смысле слова голыми руками.
Бедная рыбина закончила свою жизнь бесславно – бултыхаясь на поверхности, она сдохла всего через несколько минут, и была выброшена все по той же причине – слишком много ее собратьев оказались уже выловленными к тому моменту.
Устье Хуричи
А вот и долгожданное устье Хуричи [07]. Оправдались наши худшие опасения: воды в ручье – воробью по колено. Звоним по спутниковому телефону Дмитрию, излагаем ситуацию. Катер нас не подберет с той же мотивацией – нет воды. А для вертолета нужны координаты. Решаем плыть сколько сможем, затем выбрать приток и в его устье назначить встречу вертолету.
"Ж" стремительно увеличивается в размерах…
Стоянка, которую мы избрали около десяти вечера, была отвратительна как никогда: берег зарос "водными лопухами", в которых мошки несметное множество. Опять усталость, мелкие стычки, нервозность от ожидающей нас неизвестности.
– Мы представляем вам новейшее средство от комаров – пластинки «Раптор»! Берём одну пластинку, кладём под язык, и всё – комары исчезают!
|
Утром состоялся военный совет. Ни у Игоря, ни у Оли не оказалось карт на нижнее течение Тутончаны, и мой навигатор с картой всея Руси приобрел особую ценность. Игорь наметил несколько притоков и срисовал координаты их устьев. Осталось оценить нашу скорость и прикинуть, когда мы окажемся на каждом из них – слишком рано сходить с маршрута негоже, не по-пацански. Это значит – отступить, сдаться, признать поражение. А мы хотим вернуться со щитом и растопыренными пальцами.
Характер реки изменился – пошли широкие разливы, длинные острова. Проводки участились. В точке [08] по левому берегу наблюдаем избу, и несколько ниже около трех встаем на полудневку. Некоторые возражают, я в том числе. Палатка на палящем солнце превращается в парилку, а тень от леса ползет слишком медленно. Жара всех утомила. Даже Сашка, поражающий выносливостью, несколько часов назад, во время очередной нудной проводки то ли в шутку, то ли всерьез настойчиво предлагал "поспать полчасика".
Так писался этот дневник…
На берегу Степанов лег прямо на траву поближе к лесу, в теньке, я вскоре последовал его примеру: надеть накомарник (который мы называли "намордником"), перчатки, надушиться репеллентом и подремать подальше от солнца. Впрочем, самые неугомонные – Ильич, Тёмка и Сашка – предпочитают отдых активный, перекусив и отправившись на пешую рыболовную экскурсию вверх по течению.
Первый и, надеюсь, последний раз в жизни не ставил тент на палатку. Мне не понравилось – ощущение, будто лежишь голый на площади.
В пять вечера звоним Дмитрию – узнать новости. Они, разумеется, грустные и ужасные, как говаривал ослик Иа. Вертушку заказать можно, и это обойдется папаше Дорсету в 278 тысяч рублей. Но – и это существенно – переводить деньги можно только безналом. А это значит – звонить в Москву некоему богатею, согласному перевести деньги на счет, номер которого диктуют ему через спутник с берегов забытой богом реки! Начались вялые дискуссии вокруг личности предполагаемого благодетеля.
Не прошли мы и шести километров, как увидели то, что увидеть никак не ожидали – на левом берегу, чуть ниже левого притока Хурингда – палатки! Экипаж "Дорадо" в полном составе отправляется на разведку.
Полдюжины очень небедных ребят, которых я ниже буду именовать газпромовцами, охотятся и рыбачат. Упакованы и оснащены по самые бакенбарды. Забросили их сюда, разумеется, вертолетом, и, по предварительной договоренности, тот должен прибыть завтра утром, завезти им кое-какой груз. Нам осталось договориться с летчиками (на нашем внутреннем жаргоне – "летунами") и заплатить за выброску (куда именно – об этом думать еще рано). Мы оказали газпромовцам услугу – у них кончились деньги на обоих спутниковых телефонах, мы дали позвонить с нашего. Они не остались в долгу – принесли рыбы, картошки, лука.
Массовая рыбочистка
Из их уст и прозвучало это словосочетание, которое нам так и просилось на язык, но, кажется, ни разу не произнеслось: "аномальная жара". Они добавили, что такого не было уже десять лет. Перед походом многие из нас посмотрели в интернете прогноз погоды. Я помню почти дословно: "Днем 13-17°, ночью 8-10°, переменная облачность, временами небольшой дождь". Вот и верь после этого… кому бы то ни было. Понабрали теплых вещей, спасов, касок, сидушек, морковку… Сколько же действительно лишних вещей мы протаскали по всем перекатам!
Мало того: дальше, утверждают газпромовцы, Тутончана обмелела вплоть до чистого непрохода.
Встали мы на голом галечном пляже метрах в пятистах от их лагеря. В первый и последний раз за поход я установил свой тент на веслах, чтобы иметь хоть какую-то тень. Но летучая мразь тенёк уважает не меньше нас…
– Дорогая, если бы ты знала, как я люблю комаров.
|
С утра диспозиция меняется: геликоптера утром не будет, газпромовцы снимают лагерь и идут вниз искать тайменные ямы. Все, что нам остается делать – идти так, чтобы все время находиться выше них по течению, и ждать, когда их величества соблаговолят пожелать разбить лагерь. К девяти утра, времени нашего выхода, их суда уже ушли вниз.
…Представьте себе, что вы опоздали на поезд. Но прибыть в пункт назначения вам жизненно необходимо, и вы пускаетесь за ним в погоню по шпалам. Поезд может мчаться быстрее ветра, тогда вы потеряете его навсегда. Поезд может встать из-за изменения графика движения, тогда вы догоните его сразу. А еще он может почему-либо вернуться в исходный пункт, и тогда вы – в предельно бессмысленной ситуации: бежать назад? вперед? ждать? Машинисту поезда до вас нет никакого дела, он выполняет свою задачу, которая может совпадать с вашей, противоречить ей, или быть вообще вам совершенно неведомой.
Мы догоняли того, кто от нас не убегал. Кому было вообще наплевать не только на направление нашего движения, но и на само наше существование. Не знаю как другие, а я был уверен – если их цели придут в конфликт с нашими, они, невзирая на свои уверения в совершеннейшем к нам почтении и преданности, поступят по-своему. Впереди в самом деле могло оказаться препятствие, которое они, зная фарватер (бывали в этих краях), преодолеют за несколько минут, а мы потеряем там полдня. Они могли вдруг решить, что искомая яма находится десятью километрами выше, врубить моторы и оставить нам только кильватерный след и точку на горизонте. Возможно, помашут на прощание рукой, а могут и погнушаться. А если вдруг понадобится им какое-то внутреннее оправдание, то их найдется с избытком: сами знали, куда шли; надо было подстраховаться; не сахарные, сами дойдут; вызвонят другой вертолет; пусть спасибо скажут, что живы и здоровы; и так далее. Хотя вряд они будут эти оправдания искать: большие деньги притупляют совесть и сострадание в числе первых чувств. Да к тому же, объективно говоря, они летели сюда ловить тайменя, а не выручать измученных засухой недотеп.
Во время неторопливого сплава Сашка снова заметил спящего налима, но в этот раз на глубине не по колено, а "с ручками". Ильич невероятно оживился и, теряя тапочки, трижды нырял за рыбой, один раз даже с ножом наперевес. Но тщетно. Налим, видимо, спит ровно до того мгновения, как его тела что-то коснется. Тогда он делает несколько ленивых взмахов хвостом и переезжает на другую квартиру.
Точка [09] – изба по левому берегу.
Почти весь день Тёмка исполнял обязанности капитана, сменив на этом посту Ильича. Последний, усевшись на баллон, делал паштет – вареную рыбу без костей, приправленную солью, луком, перцем и соевым соусом.
Прогнозы газпромовцев насчет чистого непрохода не оправдались – река оказалась вполне сплавной, проводки можно было пересчитать по пальцам. В какой-то момент мы догнали газпромовцев и тоскливо наблюдали, как на огромных катамаранах, которые они почему-то называли плотами, они двигались то вверх по течению, то вниз, громко обсуждали перспективы рыбалки, прикалывались друг над другом. Мы, дрейфовавшие в нескольких десятках метров, были ими полностью проигнорированы.
Однако около семи, перед достаточно крупным порогом, они все же остановились на правом берегу. Игорь вновь отправился на переговоры. Результаты таковы: завтра в девять утра вертушка прилетит сюда, заберет их и повезет высматривать больших тайменей. Здесь же находилась идеальная вертолетная площадка. Сами газпромовцы неторопливо прошли порог и встали ниже его, но на левом берегу. Нам же пришлось разбивать лагерь здесь же, рядом с импровизированным аэродромом.
Место стоянки неплохое – нет высокой травы, напротив – красивые скалы. Но без ложки дегтя не обойтись: в заводи вода застоялась и изобилует всякой плавучей дрянью. По воду ходим к порогу, на быстроток.
Турист просыпается ночью – слышит шум, топот, хруст веток. Выглядывает из палатки – стоят два комара ростом с корову. Один говорит
|
С утра отвязали рамы от баллонов, но сами рамы не разбирали – на всякий случай. В полдень прилетел долгожданный геликоптер, выгрузил бочки с горючим, дозаправился, перепрыгнул на левый берег, забрал газпромовцев и улетел, но обещал вернуться в пять вечера.
День, как и всякое ожидание, прошел бестолково. Неспешно разобрали рамы, упаковали рюкзаки, пообедали, сели писать пулю. Впервые за несколько дней солнце избавило нас от пекла – небо затянуто облаками, с утра было даже прохладно (16°C), над водой стоял пар, но днем по-прежнему жарко – под 30°С. Ильичи поставили палатку, и, невзирая на духоту, я вздремнул часок. Остальные тоже давят массу: кто на коврике, кто просто на траве – земля-то за прошедшие недели прогрета, кажется, до самой магмы. Полное безветрие, разлив Тутончаны перед порогом ровный, как зеркало.
Ровно в пять долгожданная вертушка вернулась. Сначала выгрузила газпромовцев на левом, затем вернулась за топливом к нам. Мы с Сашкой под рюкзаками чуть ли не вприпрыжку побежали размещаться, но командир встретил нас как обухом по голове: вылет отменяется. Выйдя из машины и показывая на разные ее части, он загрузил нас техническими и метеорологическими подробностями, суть которых сводилась к двум словам: "слишком жарко". Оля и Игорь применили все доступные им дипломатические средства: упрашивали, подкупали, давили на жалость, возможно, даже пустили в ход НЛП, но летуны были непреклонны. Отказавшись от угощения, они заправили машину, провели какие-то регламентные работы, взяли термосы, пакет с едой, и удалились на скалы для принятия солнечных, воздушных и водных ванн.
Правда, две детали позволяли нам не впасть в отчаяние. Во-первых, попросив сигаретку, они получили от нас почти целую пачку. Во-вторых, командир проронил: "К девяти жара должна спасть". Впрочем, обольщаться не стоило – это был лишь прогноз, но никак не обещание.
Значит, у нас впереди было еще четыре часа бесплодного ожидания в буквальном смысле "на узлах". Укрывшись от выглянувшего солнца в тени, мы обсуждали варианты, вновь произнося слово на "ж", которое мы уже два дня не вспоминали. Один из вариантов заключался в засылке гонца (скорее всего, в лице Игоря) в Туруханск для улаживания финансовых дел и личных переговоров с летунами, которые вызволят нас из цепких лап коварной Тутончаны.
Сорвав веточку и отмахиваясь от паразитов, нервно прогуливающийся Игорь напоминал тигра, который, нахлестывая себя хвостом по бокам, ходит из одного угла клетки в другой. Оля бродила по камням с низко опущенной головой, точно искала что-то. Термометрическая группа в составе Брежнева и меня непрерывно измеряла температуру окружающей среды, которая ну никак не хотела сука опускаться ниже тридцати.
…В прошлом отчете я уже рассказывал историю фразы "Хеликоптер нихт". Так вот, когда летуны дали добро, я готов был возопить: "Хеликоптер йа-а-а, дас ист фантастиш!". Вылет состоялся ровно в десять. Непосредственно перед этим командир спросил: "Так вас на Ерачимо или в Туруханск?". И хотя этот вопрос уже рассматривался сотни раз, дискуссия вновь возникла. Вообще, такова оказалась дурная традиция этого похода: мы тщательно все обдумываем, обсуждаем, даже голосуем, чтобы потом вдруг, безо всяких на то оснований, поменять правила игры во время игры и сделать все наоборот. Так и сейчас: несколько часов назад было проголосовано семью против одного решение лететь на Ерачимо (если лететь вообще), то есть продолжать маршрут и выполнять план, как вдруг, уже при посадке, опять возникают дебаты! К счастью, здравый смысл возобладал.
В рамках упомянутого обсуждения мы с Игорем наметили две точки, куда нам хотелось бы попасть: одна находилась на слиянии Ерачимо и Холукана [10], другая – пятью километрами выше. Координаты обеих точек были выписаны и переданы летунам. Когда же я после посадки вертолета взглянул на навигатор, то увидел, что текущее местоположение находится гораздо восточнее. Однако Игорь воспринял мое открытие спокойно, сообщив, что мы еще ниже, чем планировали. Ну что же, ниже так ниже.
Перелет волею судеб почти постоянно проходил над руслом Неконгдокона, и мы лишний раз убедились, что четыре дня назад, в устье Хуричи, приняли верное решение: Неконгдокон пришлось бы проходить пешком. Ручей почти полностью пересох, изобилует отмелями и ярко-зелеными пятнами целых полей обнажившихся водорослей.
Название Ерачимо (русифицированный вариант – Герасимово) происходит от эвенкийского эрупчу амут — плохое озеро. Уж не знаю, чем оно плохо, да и какое озеро имеется в виду – по крайней мере, мы не встретили ни одного. Где ставится ударение в слове Ерачимо, тоже было непонятно. Кто ударял по "и", кто по "о", а я, исходя из русской версии, предположил, что ударение падает на "а". Однако местные любой вариант понимали однозначно. Только в самом устье реки мы нашли истину: произносится Ерачимó.
Первое, что после высадки бросилось в глаза, а также в рот, нос и уши – нереальное, адское, неописуемое количество мошки. Так же, как Сэтон-Томпсон, я не раз еще буду возвращаться к этому вопросу. Срочно были извлечены намордники и репелленты, правда, химия не производила на эту сволочь особенного впечатления.
Место стоянки препаршивое, впрочем, чему удивляться: летуны сели там, где было удобно им, а не нам. Галечная отмель на правом берегу, невдалеке впадает заболоченный ручей, в котором мы поначалу и видели причину неистовства мошки. Лес за болотцем жиденький, точь-в-точь как на первом стапеле. Тёмка обнаружил сотней метров ниже следы медведя и волка, а Ильич выловил щуку и окуня.
Как свидетельствуют компетентные в таких вопросах опытные туристы, тринадцатый день похода – это как пятый (и/или девятый; мнения расходятся) год брака – кризис, перелом, испытание. Его, этот тринадцатый день, надо просто пережить. Стиснуть зубы; засунуть поглубже в узкое отверстие – принципы, убеждения, гордость; на нападки не реагировать или реагировать вежливо и с улыбкой, "на провокации не поддаваться" (приказ нашим войскам 22 июня 1941), и вообще – беречь свои и чужие нервы.
Якобы двенадцать дней люди "прощупывают" друг друга, если ранее не были знакомы, в противном случае – выясняют, что изменилось в спутнике с момента последней встречи. Так или иначе, на тринадцатый день наступает "пресыщение". А поскольку поменять соратника просто не на кого – куда ж ты денешься с подводной-то лодки? – эта безвыходность выливается в раздражение, грубость, агрессию. А поскольку объект нападок испытывает те же проблемы, он взаимообразно отвечает, слово за слово – и может случиться непоправимое.
Причем важно, что это происходит на фоне достаточно спокойной рутинной деятельности, чтобы разум не был занят проблемами рабочего характера, и чтобы мог, соответственно, заниматься мыслями о взаимоотношениях с ближними и заодно познавать самое себя.
Так же, как другие, я не задерживался в походах дольше двух недель уже очень давно, и поэтому тринадцатый день приходился обычно на выброску или подготовку к оной, так что обстановка была суетливой и нервной сама по себе, и на конфликты не оставалось ни времени, ни сил. Что же касается "критического дня" на Путоре, то он пришелся на самый технически и эмоционально насыщенный эпизод похода – второй стапель, три четверочных порога, рекордно короткий сплав, две аварии катов, сход с маршрута, и прочие неприятности.
А вообще-то, по большому счету, тринадцатый день – это условность: свет клином не сошелся на чертовой дюжине, и мистика здесь ни при чем. Например, я веду счет с того дня, когда мы встретились в 6 вечера – считать этот день или нет? Формально – да, фактически – вряд ли. Так что кризис, похоже, оказывается размазанным по границе двухнедельного срока и вокруг нее.
Каюсь – решил здесь понаблюдать за спутниками, поставить психологический эксперимент, никого не предупреждая. И в самом деле: вокруг почти все – взрослые мальчики и девочка, книжки почитывают, да к тому же – бывалое турье, сами должны себя контролировать. И наконец – это нарушило бы чистоту эксперимента.
Правда, специалисты по социальной психологии мнение о тринадцатом дне не разделяют, утверждая, что, в зависимости от обстановки и личностных качеств участников, этот критический момент может наступить и через три дня, и через три месяца. Если наступит.
Итак, эксперимент опять сорвался – ведь именно сегодня, так же, как на Путоре, состоялся второй стапель. Спозаранку Сашка и Ильич рьяно принялись за дело – искать и заваливать лесины. Я подключился чуть позже. Поскольку скудные запасы пригодных деревьев на нашем, правом, берегу, оказались почти исчерпанными, экипаж "Дорадо" переплывал на левый берег, валил лес и переправлял его на правый. То есть получилось, что рама "Петровича" собрана из "правобережных", а "Дорадо" – "левобережных" деревьев. Мало того – мы постарались делать раму преимущественно не из лиственницы, а из березы – она легче.
Поскольку опыт судостроительства у нас уже был, планировалось закончить второй стапель раньше, чем первый, и отплыть в место, не столь насыщенное кровопийцами. План был выполнен, и около половины пятого мы отчалили. Буквально спустя несколько минут случилось странное событие – налетел порыв ветра настолько мощный, что даже потащил кат вверх по течению! Мы приободрились – ведь раньше любой ветер воспринимался как манна небесная! Однако шквал стих так же стремительно и неожиданно, как возник.
Не особенно напрягаясь, сплавлялись два часа и встали на левом берегу, близ каменистой отмели у впадения ручья.
Разговор двух комаров:
|
Здесь я дословно процитирую Верховного (она же, как вы помните, Главный Шеф-повар): ‹Утром Ильич поймал самого большого за весь поход тайменя. Одного филейного мяса с него набралось с 7-литровый кан. Срезала мясо не церемонясь. Вечером пожарили из него вкуснейшие "котлетки"›.
Брежнев, включив свой телефон со встроенным GPS, выяснил, что летуны высадили нас не ниже слияния с Холуканом, а гораздо выше! Почему – загадка. Версия о том, что у слияния нет подходящих мест, развеялась вечером – там можно посадить целую вертолетную эскадрилью.
…и на отдыхе
Впрочем, это открытие не сильно испортило нам обедню: как собирались идти в охотку, так и идем – времени у нас предостаточно.
С трех до семи вечера шли в каньоне и преодолевали шиверу. Она была бы интересна, если бы воды налили хоть на пять сантиметров побольше, а так река завела старую пластинку – проводки, проводки, проводки…
Игорь, судя по всему, решил сегодня дойти до Холукана. Задачу мы выполнили, правда, изрядно умаявшись и проведя на воде 11 часов. Биваки в этом походе, видимо, участвуют в конкурсе на самую неудобную стоянку сезона. Бережок, который издали гляделся чуть ли не английским лужком, на поверку оказался камнями, вмурованными в землю и лишь замаскированным сверху густой травой.
К этому моменту мы уже поняли, что мошка здесь свирепствует везде, вне зависимости от рельефа. Более того, весь сплав по Ерачимо мы совершаем в намордниках – никогда раньше ни в одном походе мне такое видывать не приходилось. На стоянке все выглядят как странные человекоподобные существа с большими бесформенными черными головами. Отличить одного из нас от другого удается только по одежде, поэтому то и дело случаются обознатушки: "Брежнев! Ой, это не Брежнев, это Олег…" или "Ты кто? А, Степанов".
Выработалась даже характерная система жестов: вынужденный временно снять намордник, чтобы поесть или попить, человек с видимым облегчением водружает его на место, затем, просунув руки под него, как мусульманин при намазе, проводит ладонями по лицу сверху вниз и, окончательно, вынув и отряхнув руки, затягивает, заправляет, задергивает, застегивает. Все! На какое-то время вокруг лица создается зона, свободная от докучливой мрази.
Наблюдения показывают, что мошка начинает ложиться баиньки примерно в час ночи, а в три часа ее совсем нет. Правда, мой план дотерпеть до волшебного часа провалился – больно спать хочется. Поэтому, юркнув в палатку, раздевшись и разложив вещи, я приступаю к уничтожению мошки как класса в одной отдельно взятой палатке. Это происходило и раньше, на Хомтого и Тутончане, но занимало мало времени и требовало лишь одного большого пальца. Теперь же я начинаю с ковровых бомбардировок: много раз провожу тыльной стороной ладони по потолку, и после каждого такого действия на меня обрушивается "мошкопад". Затем, когда количество врагов уменьшается на порядок, перехожу от оружия массового поражения к точечным ударам. Потом отдыхаю, дожидаясь, когда недораздавленные твари снова поднимутся к потолку, и когда к ним присоединятся диверсанты, засевшие в вещах, и повторяю цикл. Похоже, что сон овладевал мной в период одного из таких перерывов, потому что по утрам на потолке все равно сидела еще дюжина упырей.
Как ни мало одно насекомое, но когда их тысячи, пение их крыльев создает вполне слышимый шум. Я долго пытался подобрать ему определение: то ли жужжание, то ли гул, то ли вой, пока не вспомнил репортажи из ЮАР: вувузелы! Видимо, именно эти звуки слышал тот, кто не попал на стадион и, стоя у его стен, улавливал приглушенный шум переполненной арены.
А еще, просыпаясь утром, испытываю дежа-вю (точнее, "дежа-антандю" – "уже слышал") и вспоминаю Кожим – то же равномерное шуршание по тенту палатки. Только там шумел дождь, а здесь – животные…
Назавтра утром, вытряхнув вещи, я сгреб давленую мошку и получил целую пригоршню маленьких маслянистых трупиков. Думал сфотографировать, но с тем же успехом можно насыпать в ладонь чайной заварки. Читатель (кто там не был), попробуй представить себе объем живых насекомых, который в сплющенном виде занимает жменю!
Судя по всему, из этих бесчисленных тварей кусачие составляют доли процента. Если бы они все были способны к поеданию плоти, я бы просто не имел сейчас возможности писать эти строки…
Хотел повторить "эксперимент Сэтон-Томпсона", но потерпел неудачу. Во время своего путешествия он вытягивал обнаженную ладонь на 5 секунд, затем прихлопывал другой рукой всех, кто там оказался, и после считал число жертв. В зависимости от места и времени это число колебалось от 5 до 125 (!). Мой опыт провалился по двум причинам: во-первых, кожа на руках загорела, огрубела и обветрилась настолько, что насекомые ее просто не прокусывали. Во-вторых, там речь шла о комарах, а здесь их как раз почти не было. Вспомнилось еще одно высказывание того же автора: "Чем меньше насекомое, тем опаснее".
Несмотря на уговор идти до вечера без фанатизма, Игорь дал команду к полудневке около трех. Аргументы были таковы: скоро по карте начинался многоступенчатый и потенциально опасный Герасимовский порог, который проходить лучше было с утра. Кроме того, уж больно место ему приглянулось. И действительно, это была, бесспорно, лучшая стоянка за поход: каменисто-песчаный "продуваемый" берег, рядом лес с голубичником (ягода из-за засухи малочисленная, мелкая и незрелая). Наконец, Верховный Главнокомандующий пожелали попариться в баньке, что холопы и бросились исполнять.
Тент бани уже привычно установили по "бескаркасной системе Попова". Очаг, творение Брежнева и Игоря, напоминал камин, но за счет большого количества дров жар давал изрядный.
В 18:30 повторился странный природный феномен – внезапный и сильный порыв ветра. Сдуло и чуть не унесло даже четырехместную (!) палатку. Правда, в отличие от позавчерашнего шквала, случившегося на фоне полного безветрия, сегодня ветер есть, по крайней мере, с ним уже приходится считаться. Достаточно сказать, что установка палатки, которую в штиль я легко выполнял один, при этом ветре стала представлять большие сложности, и мне пришлось призвать на помощь Степанова. Как и позавчера, шквал был единственным за весь день. Любопытно было бы выяснить причину этого загадочного явления, происходящего почти каждый день (например, вчера его не было) и примерно в одно и то же время.
Природа преподнесла не только эти два сюрприза. Окружающая местность затянута дымкой, и ощущается запах гари. Немудрено – при такой адской засухе где-то неминуемо должно было полыхнуть. И еще одно – впервые за поход слышали раскаты грома. Теперь даже не знаем, надеяться на дождь или бояться его – впереди неведомые пороги… Так или иначе, грозовой фронт прошел западнее (и это при медленно, но непрерывно повышающемся давлении!).
За счет то ли ветра, то ли дымки, число мошки резко снизилось, а к часу ночи и вовсе сошло на нет. Так что это была первая и последняя ночь, когда я не взял на душу грех массового убийства божьих созданий.
Комары – единственное, что мешает северным регионам, которые представляют собой кромешный ад каждые полгода, стать истинным раем на Земле.
|
Опыт предшественников говорил о том, что порог Герасимовский (или, если угодно, "Большой порог", по некоторым источникам) имеет шиверистый характер, множество ступеней и за счет длины к обносу непригоден. Последняя ступень, заканчивающаяся непосредственно в устье, особенно сложна. Подробное описание приводится здесь. Правда, нам от него было мало проку, поскольку оно явно было составлено для случая нормального и/или высокого уровня воды. Нам же было достаточно очевидно, что порог придется проводить, но опасения все же были, и не напрасно. Сколько точно там ступеней, никто потом не смог вспомнить, но чаще других звучала цифра "пять", причем наибольшую опасность представляет, кажется, вторая. Река зажата в каньон, скорость течения и расход гораздо выше, чем на крутом участке Хомтого. В какой-то момент мы сели рамой на плоский троллейбус, и мне пришлось вылезти на него и сначала тянуть судно на себя, а затем толкать. Соскочил кат с камня примерно так же быстро и внезапно, как сел на него, и я едва успел запрыгнуть "в последний вагон". А "страшная" последняя ступень ничем не отличается от Хомтого – по сути дела, сложная лавировка с периодическими посадками и проводками. Что же касается первой ступени, то она крайне проста, зато потрясающе красива.
Ближе к устью почувствовалось приближение цивилизации: [11] – изба и [12] – трос над рекой, видимо, остатки канатной дороги.
Последние метры маршрута "Петровича"
На ночевку встали в традиционно мерзком месте на слиянии Нижней Тунгуски и Ерачимо, на правом берегу последней. Совершили экскурсию на левый берег, на метеостанцию. Живут две семьи и еще два человека – всего душ восемь. Мы были облаяны охотничьей собакой по фамилии Лучик, повредившей лапу в капкане.
В этот вечер случилось еще два природных явления: уже привычный разовый шквал, и… небольшой дождь! Естественно, именно тогда, когда высокая вода нам была уже не нужна, а солнце для просушки, наоборот, не помешало бы.
После разговора с Дмитрием и уточнения времени и места встречи с катерами переправились на левый берег Ерачимо, поближе к метеостанции. Разобрали и упаковали суда, спалили кучу вещей, не выдержавших испытания постоянными проводками, сожгли оба фальшфейера (к счастью, не нашедших применения). Прибыли две моторки, на которых мы с грехом пополам разместились (почему-то в этих случаях все оказываются чересчур длинноноги и толстозады).
В Туруханске усилиями безотказного Дмитрия была снята двухкомнатная квартира в бараке, где мы и провели два с половиной дня.
Как в таких случаях шутят, "в Туруханске множество музеев, мы посетили оба". Экскурсовод произнесла примечательную фразу: "Сейчас жарко, мошки вообще нет, а вот в обычные годы ее на порядок больше". Изучали город, подружились с соседями по бараку, закупали рыбку и икру, писали пулю, купались в Енисее и собирали голубику. Потом погуляли по Красноярску. Авиационные перелеты прошли без особых приключений.
Емельяново. В ожидании рейса
Что сказать в завершении? С одной стороны, из пяти запланированных рек мы прошли только три. Не преодолели пешку. Закончили водную часть похода на три дня раньше. С другой стороны, посмотрели Сибирь, поймали тайменя (да не одного), похудели (я потерял там 5 кг), но главное – остались живыми и здоровыми. То есть это был еще один "successful failure" – "успешный провал", вслед за миссией "Аполлона-13", Мдой и Щегринкой. Зато впечатлений и опыта получили на долгие-долгие годы…
Опыт появляется сразу после того, как он был нужен |
В качестве послесловия хотелось бы дать несколько советов тем, кто пойдет или по нашим стопам, или просто в аналогичный по региону и/или длительности поход. Желательно, чтобы вы не наступали на наши грабли, а нашли свои.
При покупке химических средств защиты от насекомых следует позаботиться о том, чтобы они отпугивали не только комаров, но и мошку (а при желании – еще слепней и оводов, которые у нас тоже водились, но ввиду малочисленности особых проблем не создавали). Если же таких универсальных средств нет (вообще нужно с недоверием относиться к "единому лекарству от всех болезней"), то купить отдельно средства только от комаров, только от гнуса и т. д.
Надо было взять спиральки для уничтожения насекомых в закрытых помещениях, типа таких или таких. Их дым, как считается, небезвреден для человека, поэтому поступаем так: ставим палатку, посередине на устойчивой подставке устанавливаем спираль, зажигаем, закрываем палатку и уходим. Говорят, кровососы дохнут. Правда, таким образом не удается решить проблему тех насекомых, что сидят непосредственно на теле и в складках одежды (а таких, видимо, большинство)…
Про веревочки уже говорил, но скажу еще раз: собирайте всякую всячину, которая может пригодиться для привязывания: длинные и короткие, прочные и слабые, толстые и тонкие, текстильные и синтетические. Можно купить в магазине моток-другой, один миллиметра на четыре, другой – на два. Поверьте – лучше протаскать с собой неиспользованное, чем остаться без необходимого. Одна такая веревочка может спасти вам жизнь, об имуществе и говорить нечего!
Если бы у нас не оказалось спутникового телефона, поход мог бы сложиться куда трагичнее. Это действительно крайне полезная, а зачастую – жизненно необходимая штука.
Укусы комаров и мошки очень хорошо лечатся вьетнамской "Звездочкой" – об этом я узнал благодаря Оле. Сначала немного щиплет, но затем перестает чесаться и быстро заживает.
Палаток у нас в походе было четыре: Брежнев с Игорем спали в ‹Ferrino›, Ильичи – в ‹Marmot›'е, я – в ‹Эдельвейсе›, и четверо остальных – в ‹Passat›'е от Bask'а. Дело не в конкретной палатке, а в числе мест в ней. Экономия на весе – идея хорошая, но не надо доводить ее до абсурда. Вывод таков: чем длиннее и/или сложнее поход, тем меньше человек (в идеале – двое) должно жить в каждой из палаток. Кстати, в путоранском отчете я приводил аналогичные соображения. Тот опыт оказался удачным, наш нынешний – увы.
Как туриста, побывавшего в разных уголках бывшего СССР, меня поразила в местных жителях одна деталь. В них вы не найдете радушия и гостеприимства, характерных для Средней Азии или Кавказа. Северный темперамент здесь ни при чем – в Архангельске или Кандалакше аборигены тоже весьма любезны и предупредительны. А в Туруханском крае не принято улыбаться незнакомцам. Смотрят в сторону или исподлобья, разговаривают односложно, сквозь зубы, иногда вполоборота к собеседнику, а бывает – чуть ли не через плечо. Это, согласно международному языку тела, означает явное пренебрежение, если не враждебность. Временами ловил себя на мысли, что, идя по улице, опасаюсь услышать в спину: "Понаехали…".
Я поделился своим наблюдением с Сашкой, и он выдвинул версию. Мол, люди здесь встречаются с темным, а бывает, и с криминальным, прошлым, и кто знает, что от тебя, иноземца, ожидать. Да и посещают эти места, как правило, больные если не на всю голову, то по крайней мере, на полголовы – такие, как мы. Косвенное доказательство версии состоит в том, что, проживая в бараке, мы поневоле познакомились чуть ли не со всеми соседями, и они, видимо, убедившись в нашей адекватности, доброжелательности и открытости, вскоре стали вести себя по-другому: делились впечатлениями, рассказами, даже оставляли подарки. Так что на всякий случай, если соберетесь в те места, будьте готовы к тому, что по крайней мере встретят вас неласково, а как проводят – зависит в первую очередь от вас самих…