Как вы думаете, что делают люди, вылезшие спозаранку из теплого поезда на холодную и ветренную улицу, причем толком не спавшие уже почти сутки? Правильно, поют. Кто умеет и кто хочет. Остальные, поскольку энергию им, ясное дело, девать некуда, затевают всяческие авантюры. Вот так Андрей с Адмиралом нашли какого-то местного мужика, который за ну очень смешные деньги (порядка 40 рублей новыми) согласился отвезти нас практически к озеру, из которого и вытекает чудная речка Полометь. Сказано - сделано.

Надо сказать, что те "кусочки" речки, которые удавалось узреть по дороге, произвели впечатление. Тогда. Потом-то мы поняли, что эта часть речки не то что не цветочки, даже не ягодки.

Не буду описывать как всегда яркий стапель... Вот интересно, это особенность ТНБ или так происходит у всех? Как за считанные минуты весь свободный берег - будь то сто квадратных метров или вся тысяча - оказывается в буквальном смысле усеян шмотками? Поражают две вещи: скорость, с которой это происходит, и количество вещей.

"Обратно" до станции, а вернее, до железнодорожного моста, мы прошкрябали часа за два - три.

Кстати, я всегда считала, что лучший капитан всех времен и народов - это Андрей. Между прочим, это звание впервые было присвоено именно ему. С чем тогда соглашался даже Костик. Но здесь Андрюша проявил себя еще и как абсолютно гениальный стратег.

Лично мне очень пригодилась эта разминка, которая помогла вспомнить, что такое вода, весло, байдарка, мрачный и ненавидящий тебя в душе капитан, ну и все остальные прелести походной жизни.

Следует пояснить, в чем именно заключался стратегический замысел Андрюши: вставать на воду не у моста близ станции Дворец, а несколько выше, у деревни Ельники. Это особенно помогло несхоженным экипажам ("Лазутчик" и "Выхухоль") слегка попривыкнуть друг к другу до начала порожистого участка..

Где-то после моста остановились перекусить и даже успели пообщаться с экипажем катамарана-четверки, который в последующие дни прямо-таки примелькался. Дело в том, что внизу, уже за всеми порогами, у них был лагерь, откуда на машине они приезжали наверх и часа за три проходили весь маршрут. Так что им удавалось это делать  два-три раза в день. Так вот, они сделали страшные глаза, пытаясь рассказать нам про каньон, про какой-то мерзкий мост, с которого свисают какие-то железяки, и вообще запугать. Господи, лучше бы мы тогда испугались. Однако Адмирал и Андрей в вечной своей жажде приключений остались непреклонны, твердо придерживаясь принципа (далеко не самого лучшего из всех принципов ТНБ) "встал на воду - иди до конца".

Я думаю, что об этом им пришлось пожалеть. Одному раньше, а другому позже. Перед тем самым стремным участком, в конце которого кильнулись Костик с Антоном, Андрей категорическим тоном потребовал, чтобы мы пристали к берегу. Слава Богу, что в тот момент я просто ничего не поняла и с любопытством наблюдала, как мой капитан прогуливался по берегу взад и вперед. Если бы я знала, о чем он тогда думает - вылезла из байдарки и больше туда не села бы. Но он и здесь оказался на высоте, ни словом, ни жестом не дав понять мне, какие сомнения его гложут. Адмиралу же о своем решении пришлось пожалеть потом, ну об этом достаточно красноречиво рассказано ниже.

Когда потихоньку начало смеркаться, мы вдруг узрели на левом берегу изумительнейший сосновый бор. Берег, правда, типично весенний, был не сильно лучше, чем где-нибудь в другом месте - топковатый и снабженный порядочным числом кустов - тех самых, которые при погрузке и выгрузке мало того что лезут в мурло, цепляются за капюшон и рукава, но еще и норовят скинуть в воду. Однако вид чистеньких сосен завораживал, и мы, торопливо зачалившись, прошли по неширокой полочке и поднялись на уровень леса.

Тот, кто при этом бормотал себе под нос, что такая красота не к добру, не преминул убедиться в своей правоте. Так всегда у нас - как только появляется что-нибудь красивое, его тут же запрещают. В данном случае все было наоборот - это место было красивым именно потому, что его запретили. Суть одна - сказка была огорожена толстенными столбами со злой колючей проволокой. Пройдя вдоль ограды семо и овамо, мы с удивлением обнаружили, что колючка кем-то содержится в исправном, то бишь неразорванном, состоянии. А нас хлебом не корми, дай только испортить что-нибудь казенное во благо любопытства. Сняв проволоку с одного из столбов, мы вышли на ровную, как стол, полянку, окруженную могучими соснами.

Электорат разделился. Одни предлагали стать здесь и хоть одну ночь провести по-человечески. Другие, озираясь и невольно понижая голос, предлагали плыть дальше. Их можно было понять - лес имел такой вид, будто каждую хвоинку аккуратно подбирали, окольцовывали, вносили в ведомость и затем клали на место. Следовательно, перспектива ночного визита строгих несговорчивых дяденек с берданками (а в худшем случае - с калашниковыми) представлялась отнюдь не фантастической. Оппоненты уверяли, что по причине всенародного праздника дяденьки пьют горькую и хотят глубоко плевать на любые вторжения. "А проволока?", - резонно возражали более осторожные. "Скажем - так и было", - беспечно отзывались любители красоты. Стремительно наступающая темнота служила аргументом в пользу каждой из точек зрения. Впрочем, и та, и другая сторона настаивали на своем мнении как-то робко и шутливо - первые опасались, что до полной темноты не удастся найти сносной ночевки, вторые не хотели слышать слова "Предъявите документы", "Заплатите штраф", и тем более - "Выметайтесь отседова".

Последнее соображение восторжествовало, и мы поплыли дальше. К счастью, сносную (хотя и не более того) стоянку удалось найти на правом берегу очень быстро. Оба Димки в голом виде искупались, а Алла обиделась, что ее не пригласили. Кто-то в оправдание буркнул: "Так они же косили под нудистов". "А я кто?!", - возопила Алла, чем заставила мужскую часть электората многозначительно переглянуться.

Весь вечер и все утро Андрюша мрачно пророчествовал, что тот самый веселый участок начнется вот-вот, поэтому утром мы с особым вниманием отнеслись к вопросам касок, спасжилетов, герметизации судов и найтовки вещей. Порядок следования был таков - "Флагман"-"Авоська"-"Лазутчик"-"Выхухоль". Такая последовательность была выбрана интуитивно, но последующие события доказали ее мудрую обоснованность. Интервалы минимальны - фактически кильватерный строй.

Что сказать? Сначала - кратко и по существу. Каньон. Белая вода сплошняком. Бешеное течение, невидимые за бурунами обливняки. Резкие повороты, на каждом из которых от гребли весла гнутся - прижимы и навалы.

Теперь - пространные личные впечатления. Ни секунды передышки. Напряжение нервов, глаз, рук, голосовых связок. Как о чуде, мечтаешь о блюдце, чтобы просто ткнуться в берег и перевести дух. Удавалось это раза три, не более. "Антон, налево! - ору, стараясь перекрыть рев стихии, - После больших бурунов направо... Резко, резко! Сели... Снялись! Теперь под правый резко! Прижим! Давай! По центру, потом налево!". Ответов Антона (судя по движениям головы, нередко бранных) не слышно совершенно. К счастью, сильное течение спасало, поскольку снимало с камня прежде, чем повернуть поперек струи. Я не матерился - некогда, едва хватало времени, чтобы передать команду, а свое мнение по поводу этой речки высказывал уже про себя. Одно хорошо - нет деревьев в русле, но это с лихвой компенсируется скрытыми камнями.

Это не шивера - она мельче. Это не водопад - в нем нет камней. Это и не цепочка порогов - это один сплошной порог. Просто белая вода.

То, что должно было случиться, случилось уже во второй половине дня. Антон упустил весло. Его трудно в этом упрекать - сила в нем богатырская, руки растут откуда положено. Просто мышечная усталость и напряжение каждого гребка не могли не сказаться. Бессмысленно говорить, что он уронил весло на стремном участке - других там просто нет.

Теперь, прервавшись, по примеру классиков, на самом захватывающем месте, сделаю одно лирическое отступление. Мой капитанский опыт до этого был невелик - четыре похода, из них три с девушками, да еще и с разными. Первый киль случился в 1995 г. на Щегринке. Моим матросом была абсолютная чайница - она не то что байдарку, палатку впервые в жизни увидела. Обстановка такая - резкий правый поворот, левый высокий берег представляет собой выход родничка через глинистую почву... Есть только два вида подножного покрытия хуже глины - болото имени Лизы Бричкиной и зыбучие пески. При попытке сделать шаг эта глина (цвета и консистенции свежей выгребной ямы) поглощает ногу до колена. Попытка вытащить эту ногу требует опоры на другую, которую постигает та же участь. Так вот, на Щегринке внизу глинистого конуса завал, а из завала через струю строго на уровне груди проходит бревно, струя идет прямо под него, а из-за поворота ничего не видно. Иными словами, картинка, достойная включения в учебник водного туризма и снабжения подрисуночной подписью - "Классическое место для киляния". Не кильнуться можно только: зная о засаде заранее, спешившись и обнеся по правому берегу, который, кстати, представлял собой кладбище разбитых кораблей. Ну так вот, когда я увидел, что спасения нет, я успел сказать одну фразу: "Оля, сейчас будет очень плохо". Почему я не употребил более короткое (всего шесть букв) слово, которое намного точнее описывало ситуацию? Следующее мое ощущение - я в воде по грудь, одной рукой цепляясь за дно лодки, другой удерживая весло, Оля болтается на том самом бревне, также не упустив весла (!). Всех промежуточных событий - заноса под дерево, поворота лагом, закусывания борта, момента переворота - нет. Словно какой-то заботливый цензор аккуратно поработал ножницами.

Однако вернемся на Полометь. Там тоже в непосредственной близости оказался глинистый конус, теперь на правом берегу. Из этого я сделал вывод, что мне на роду написано киляться исключительно у выходов глины. Достоверность вывода близка к 100%, поскольку и тот, и другой конус были единственными (!) на каждой из злополучных рек. Посему просьба ко всем, кто возьмет на себя труд прочесть этот отчет - если вы знаете другие речки с глинистыми конусами, опишите ориентиры и характерные приметы участков, непосредственно предшествующих вышеозначенным конусам. Честное пионерское (то есть век воли не видать) - я пройду их по берегу, или самосплавом, или вообще не пойду по данному маршруту. Заранее благодарен.

Итак, Антон роняет весло. Сплав по такой реке в одно весло равнозначен самоубийству, шансы, что в белой воде его удастся заметить, догнать и достать - нулевые. Это мы оба понимаем в мгновение ока и начинаем его дружно ловить. Его утянуто под лодку, сквозь буруны смутно блещет лопасть, брызги застилают глаза. Я хватаю его первым, но это полдела... Вы никогда не пытались на стремнине с множеством камней вытаскивать из-под байдарки весло, причем одной рукой (свое-то тоже надо держать!). Не пытались? Завидую.

Все это продолжалось полсекунды, а мне показалось - полчаса. Но даже этой полсекунды, которую лодка оставалась без управления, было достаточно, чтобы "Лазутчика" развернуло лагом и посадило левым бортом на камень. Только мы с Антоном хватаем вёсла и делаем крен на препятствие, как нас снимает с камня, размашисто швыряет в яму позади него и с сильнейшим правым креном сажает на следующий валун. Правый борт закусывает потоком...

В этот раз я все запомнил четко, как в замедленной съемке. Сначала вода приближается справа и ласково шлепает меня по щеке, затем я погружаюсь, не спеша вытаскиваю ноги из лодки и выныриваю. Обстановка: носом вперед брюхом кверху судно несет вниз по течению, жилет держит меня, я держу весло. Антон барахтается сзади, упустив весло вторично. На наше счастье, Куликов оказался рядом (да здравствует кильватерный строй!), выудил весло и швырнул на берег, то же самое сделал я, и вёсла почти столкнулись в воздухе. Каким образом мне удалось выкинуть на берег лодку, до сих пор не пойму. Итак, что хорошо: ни судно, ни экипаж видимых повреждений не имеют, вёсла целы, лодка заклинена между берегом и камнем. Что плохо: берег целиком и полностью состоит из вышеупомянутой глины. Попытки вытащить байдарку, осмотреть и просушить вещи обречены на провал, причем в прямом смысле слова.

Спаситель Куликов (он же, кстати, спас меня и на Щегринке - да славится имя его в веках!) подруливает и встает в заводи, образованной носом "Лазутчика". Антон медленно продвигается сквозь глину, неся вёсла.

Стоять с внешней стороны от лодки не дает поток, с внутренней - глина. Спускаюсь в воду, надеясь на твердое дно - дудки! На мое робкое предложение перевернуть "Лазутчика" с "Выхухоли" Куликов молчит, и я понимаю, что его верткое суденышко не выдержит груза Т-2, залитого водой. Помогла исполинская сила Антона, добравшегося-таки до нас. Мы умудрились не только перевернуть лодку, но и слить из нее основную массу воды.

В процессе выполнения этих занимательных гимнастических упражнений на косогоре появились Адмирал, Андрюша и Галочка, оставив с байдарками Димку Яковлева.

Вы знаете, кто такой Дима Яковлев? Вы не знаете и увы вам. Лично у меня этот человек вызывает ощущение просто щенячьего восторга. Он поразителен во всем. Несмотря на мой немаленький семейный и вполне счастливый опыт, могу сказать, что Дима - идеал мужчины. Чтобы вам стало ясно, приведу лишь один пример. По-моему, это была Льнянка. Погода жуткая. Сверху - дождь, снизу - снег, по колено. Мы обедаем, вернее, начинаем обедать. Переодевшись в сухое и предвкушая, наконец, горячую еду, Димка пытается примоститься на бревнышке рядом с Адмиралом и ... Бревнышко подламывается и Димка падает ну, скажем тактично, спиной в ледяную грязь. И все это с миской в руках. Как поступит обычный человек? Ну, представляете. А Дима? Я просто физически не переношу мата. И всем членам ТНБ это известно. Надо отдать им должное - они чтут этот мой каприз. Но чтобы помнить об этом даже в такой ситуации?! Короче, Дима не издал ни звука. Меня это тогда потрясло. И не только меня.

То, что он не издал ни звука - факт. Но его мимике и артикуляции позавидовал бы сам Марсель Марсо.

Никогда и никто не видел Димку озлобленным. Никогда и никто с ним не ругался. С милой улыбкой он готов делать самую нудную и мерзкую работу. У него потрясающее чувство юмора, причем он никогда не старается какого-то специально рассмешить. И вообще Димка однажды в буквальном смысле спас мне жизнь, категорически потребовав, чтобы мы пристали к берегу и разожгли костер, когда я уже перестала чувствовать не только ноги и руки, но и вообще все.

Случилось это на приснопамятной реке Мде в 1995 г., под непрекращающимся снегом. Мне, правда, эта остановка принесла сначала одни неприятности. Каков бы ни был холод, но в байдарке под фартуком все-таки теплее. Так я дубел только выше пояса, а вылезши, окоченел целиком. Но после того, как мы согрелись костром и веселящей жидкостью, я понял, что Димка, как всегда, был прав.

Итак, мы появились на косогоре. Теперь надо уточнить, как именно мы зачалились. Добрый и верящий в альтруизм и заботу Костик не знал, что произошло на самом деле. Что такое долгое отсутствие на реке, которая несется со страшной силой? По-моему, время там можно считать только сутками и то потому что темнеет. Подумать о друге успеваешь только в тот момент, когда удается хотя бы на секунду оторвать взгляд от воды. Вот так и мы с Андреем решили чалиться только, когда увидели стоящий возле какого-то псевдоостровка "Флагман", в котором сидел грустный Димка. Адмирала в байдарке не было.

Подумав, что происходит что-то неладное, мы резко взяли вправо и пристали не к островку, а к берегу. Выбравшийся, наконец, из байдарки, Димка стал с яростью сдирать с себя одежду, посылая проклятья этой реке и всему тому, что было рядом. Оказалось, что переполнилась не только лодка, но и его чаша терпения. Поняв, что второй половины ТНБ что-то долго не видать, Адмирал с Андреем побежали назад, а я, привязав, наконец, байдарку и убедившись, что никаким мерзким течением ее не унесет, поплелась вслед за ребятами. Не столько потому, что могла понадобиться моя помощь, сколько из любопытства.

Адмирал полудюльфером по морковке преодолел полсклона (иного способа спуска по глине, очевидно, не существует, по крайней мере, с возможностью вернуться). Выяснив, что все живы и их помощи не требуется, они потоптались там и пошли обратно.

Поскольку "Лазутчик" был практически готов к дальнейшим подвигам, я устремил тоскующий взор в сторону следующего участка... Он был прямой, как стрела (на Поломети это редкость), поэтому вода разгонялась на нем до сверхзвуковых скоростей. Если есть цвет белее белого, то это цвет именно той воды. На внутреннем жаргоне ТНБ такие участки называются словом из четырех букв, первая "ж". Что было бы с байдаркой и со мной, если бы нас пронесло еще хотя бы метров пять... Будь у меня достаточно фантазии, чтобы это представить, я потерял бы счет "Оскарам" за сценарии для фильмов ужасов.

Выйти на этот участок напрямую, с того места, где мы находились, мешал небольшой пятачок, не столь бурный, сколь изобилующий мелкосидящими камнями. Одно неверное движение - и нас вносит в эту "ж..." лагом или кормой. "Выхухоль" попыталась рассеять мои сомнения, легко прошлепав первый десяток метров и тут же скрывшись в пышной пене. Но что "Выхухоль"! КНБ Тайменю не товарищ, да и опыт мой против куликовского ничтожен. Но ехать все равно надо, как говорил тот еврей. Мой план был таков: переправиться на левый берег и уже оттуда, с симпатичной каменистой отмели, начинать штурм.

Вначале все было прекрасно. Мы поднялись вверх по течению, насколько позволяла сила потока и камни, развернули лодку и даже ухитрились переправиться через изобилующую обливняками стремнину, на отмели слить остатки воды, подтянуть найтовку, но... Буквально через три метра кильнулись вторично, причем я упал... на берег. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. На этот раз, лежа на берегу и перенося через себя корму, я не поскупился на длинную тираду на чистом русском языке - впервые за день. Антон, как всегда, был хладнокровен и ироничен, но мое предложение взять на себя капитанство решительно отклонил.

Вылив раздражение, я сказал уже спокойно: "Следующий участок я не пойду... - и, поняв, сколько проблем я создам коллегам, робко добавил, - ...капитаном". Как это назвать: отчаяние, трусость, обескураженность, психическая усталость? Наверное, все вместе. Антона я попросил дойти по берегу до наших (по их словам, несколько сотен метров) и прислать сюда одного ("если можно, двоих", - жалобно добавил я) капитанов.

Антон ушел, продираясь через бурелом. Сначала я деловито слил кружкой остатки воды, подтянул фартук... На этом полезные дела закончились, и я уселся в позе Аленушки с картины Васнецова.

В это время из-за поворота вдруг лихо вылетел вышеупомянутый кат-четверка, сопровождаемый каяком. Я уже хотел крикнуть, чтобы они взяли меня на буксир, но следить за их проходом пришлось примерно так же, как следят за полетом теннисного мяча - я только успел открыть рот, а они уже исчезли в брызгах. Тогда я подумал, как несправедливо устроен мир: для байдарки река чересчур сложна, для ката - слишком проста, нет ни мощных бочек, ни водопадов. Впрочем, вскоре мне предстояло убедиться в том, что даже для катамарана Полометь может приготовить кое-какие неприятные сюрпризы.

Кат просвистел и мимо нас, а лихой каякер погарцевал у берега, сдержанно поинтересовавшись, знаем ли мы, что нас ждет дальше. Услышав громкие заверения, среди которых потонул мой робкий вопрос "а что же там дальше?", он пожал плечами, жалеючи нас, и радостно понесся вдогонку за катом.

Долго ли, коротко ли, но вдруг, оглянувшись на шуршание веток, я увидел спускающегося ко мне Адмирала. Я бы, наверное, обрадовался меньше, если бы в белом венчике из роз ко мне снизошел сам Мессия. Ходить по воде Адмирал, пожалуй, не умеет, зато он умеет водить по ней лодки. Я стал суетливо готовиться к штурму и вдруг обнаружил, что мой спасжилет на плече треснул, надорвался и может потерять несущую способность в любой момент, который тут же и наступил. Несмотря на протесты Адмирала, я запихал жилет куда-то в грузовой отсек. Ведь со мной мой Адмирал, "и поэтому знаю - со мной ничего не случится".

Через стремный участок Адмирал провел "Лазутчика" со мной в качестве балласта так же легко, как проводят гостя по коридору собственной квартиры. Я окончательно успокоился и стал даже любоваться видами природы. От моего внимания не ускользнуло весло, гордо и одиноко торчащее строго посреди русла. Если бы состоялся конкурс на памятник "Могила неизвестного водника", то это весло взяло бы первый приз. Оказалось, что памятник поставил тот самый лихой катамаран.

Когда мы причалили туда, где уже был почти готов обед, я испытывал удивительную радость и любовь ко всему сущему. Едва успев вылезти на берег, я нежно поблагодарил Адмирала за спасение моей грешной души, на что он сухо, с укоризной, заметил: "В пороге грести надо". "Зачем?" - удивился я. Дело в том, что с моим любимым капитаном Васей, который пропустил сезон-1998 по причине рождения второго ребенка, у нас сложилось четкое разделение обязанностей: на черной воде гребу я, на белой - он. Грести в пороге грешно: во-первых, можешь сдуру нарушить мудрый капитанский сценарий, во-вторых, зачем еще и разгоняться, в третьих - мельтешащее весло закрывает капитану обзор. Куда лучше сидеть, держа орудие горизонтально наготове чуть выше фальшборта, чтобы неожиданная бочка не выбила зубы. Но, с другой стороны, к чужому капитану с матросским уставом не ходят. Теперь буду знать - в уставе флагманского судна есть такой пункт: "В пороге грести надо". Я все равно любил Адмирала. Я любил всех.

Сначала я принял на грудь (святое дело), потом с помощью Антона вынул и раскидал для просушки вещи. Герметизация сработала удовлетворительно, сквозь горловину каждой из герм просочилось совсем немного. Неярко светило солнышко, дул легкий ветерок, все было замечательно, мне даже жить захотелось. Взяв свой пострадавший спасжилет, я, нисколько не рисуясь, обратился к Галочке со словами: "Прелесть моя, голубица моя сизокрылая, сделай милость, зашей мой спасик на плече, через секунду я дам тебе капроновую нитку с иголкой", на что Галочка со своей чарующей улыбкой ответствовала: "С радостью, ангел мой".

Поверьте, честное слово, все было именно так.

Перевернув "Лазутчика" кверху пузом, мы убедились, что заключение об отсутствии повреждений было несколько поспешным. На уровне грузового отсека зияла пробоина размером со спичечный коробок. Очевидно, камень ударил по шкуре, растянутой деформацией корпуса. Но золотые руки Куликова вначале начерно заштопали дырку все теми же нитками, а затем наложили заплату. Заняться содранной проклейкой и многочисленными царапинами решили вечером.

Отрицать, что у Куликова золотые руки, не посмеет даже самый злобный завистник. Но дырку зашила я. И пожертвовала свой носовой платок, поскольку не из чего было сделать кисточку, а доставать ремнабор Куликову очень уж не хотелось, поскольку они оставили "Выхухоль" значительно ниже по течению. А мотаться взад-вперед по заросшему кустарником топкому берегу - занятие малоприятное.

Впрочем, предварительное заключение о невредимости личного состава было следствием нервного напряжения. У меня на ногах осталось несколько весьма чувствительных синяков, а ноги Антона были сплошь раскрашены цветами побежалости и зловеще светились во тьме.

Этот обед запечатлен на фотографии, которую можно вставлять в иллюстрированный словарь на слово "контраст": рядом с Димой Яковлевым, одетым только в плавки, стоит Алла, упакованная по самое горло в водолазный костюм. Что самое забавное, оба эти наряда смотрелись одинаково естественно.

После обеда я, сытый, довольный и совершенно успокоившийся, вновь приступил к капитанству. Стремность реки начала постепенно убывать и между порогами стали вполне явственно прорисовываться достаточно продолжительные блюдца. Я был убежден, что самым крутым был именно тот участок, по которому я проехался с Адмиралом, но остальные уверяли, что пик стремности приходился на предыдущий участок, конец которого мы отметили килем.

Так или иначе, но промежутки черной воды давали возможность отдохнуть, притормозить и просмотреть следующий порог. Характер самих препятствий не изменился, они просто стали более дискретными.

>То, что произошло уже под вечер, как нельзя лучше иллюстрирует один из основополагающих принципов ТНБ: "Ходим как профессионалы, киляемся как чайники". Этот тезис уже был в тот день доказан Антоном, безукоризненно преодолевшим неимоверные трудности и в итоге совершившим хрестоматийную ошибку. Кто знает, если бы не это, возможно, мы прошли бы все чисто. Пытаясь меня успокоить, Алла сказала, что я, как профессионал, выбирал наилучший маршрут через буруны. Правда, ее никто не поддержал, и я отнес это замечание на счет ее дамской тактичности. Но вечернее происшествие было более чем показательно.

Река в том месте разветвлялась на три рукава, из которых средний был самым проходным. Прямо посреди потока, откровенно и нагло, торчали два валуна, между которыми вполне можно было пройти, что и попытался сделать экипаж "Флагмана". Подвели сгущавшиеся сумерки, усиливавшиеся нависающими над руслом кронами деревьев, и относительно спокойное течение. Невдалеке от этих валунов под водой притаился еще один, который они заметили слишком поздно. Далее все шло по известному сценарию: плотная посадка, безуспешные попытки сняться, медленный разворот лагом, закус борта, затопление лодки и наворачивание оной на подлый обливняк. Было мелкое место вне главной струи, поэтому Адмирал и Димка Яковлев просто вылезли в воду и безуспешно стали снимать дугообразного "Флагмана" с прикола. За этими попытками мы их и застали. К счастью, справа находилась широкая и глубокая заводь в месте впадения правого рукава, а на берегу заводи - роскошная полянка. Спасработы проходили по следующей схеме: одну морковку натянули между правым берегом и островом, образованным центральным и правым рукавами, вторую морковку - между островом и байдаркой. Адмирал разгружал вещи и передавал Яковлеву, который, используя морковку как леер и не без труда преодолевая стремнину, относил вещи на остров. Куликов просто натягивал морковку, пытаясь хотя как-то страховать Яковлева, который, после долгих уговоров, согласился-таки надеть галкин спас. С острова он уже в спокойной воде, но по грудь, транспортировал шмотки на берег, где их брали Галочка с Андрюшей. Она натягивала трос, а Андрюша успевал его обматывать вокруг дерева.

В один из рейсов через поток Димка Яковлев почувствовал, что теряет равновесие и сможет его обрести, только уронив герму в надлежащую волну. "Однако собственнические чувства возобладали над инстинктом самосохранения", - прокомментировал он позже. Пришлось выпустить из руки морковку и несколько томительных секунд пребывать в более чем неустойчивом равновесии. Однако свою порцию невезения в тот день он уже получил, и все закончилось благополучно. Убедившись, что наша помощь в спасработах не нужна, мы с Антоном тайком выжрали поллитру неучтенной водочки почти без закуски (лоханкизм в чистом виде) и, веселые и слегка пошатывающиеся, присоединились к Галочке, занимающейся обустройством лагеря.

После того, как Димка принес спальники, Андрей отправил Галочку разжечь костер и попытаться их хоть как-нибудь просушить. Дело в том, что стоя по пояс в ледяной воде и разгружая лодку, Адмирал не рассчитал и дернул герму со спальниками несколько сильнее, чем положено, и совершенно новая (!) герма (моя, между прочим) лопнула не по шву (!), в результате чего оба спальника оказались насквозь мокрыми. Димкин спальник Галочке удалось высушить почти до конца, а Адмиралу пришлось спать практически в сыром. Электорат наперебой предлагал методы решения возникшей проблемы, однако ни один из них не пригодился, поскольку ночь оказалась весьма теплой. Как оказалось позже, это тепло вышло нам боком.

Вслед за вещами был оттранспортирован и сам "Флагман", изрядно покоцанный, но непобежденный.

Половину дня Андрюша, Адмирал и Яковлев мешали Куликову ремонтировать покореженный "Флагман". Кильсон был сломан по одной трубе, в процессе ремонта оказалось более целесообразным доломать вторую, для чего воспользовались весом самого легкого из нас - Адмирала. Мы с Антоном содрали почти всю старую проклейку с "Лазутчика", тем более что за нас эту работу почти целиком сделали камни, и наложили более толстую резину. Бедный "Лазутчик", впервые в жизни оказавшийся в спортивном походе, перенес лечение стойко. Затем мы с Аллой неожиданно нашли общий язык в споре о поэзии с Антоном.

После обеда, ленивые и разморенные, нехотя двинулись в путь. Препятствия, если они и были, впечатления уже не произвели. Начинало темнеть, когда, проплыв под какой-то странной конструкцией, перекинутой через реку, мы зачалились, в третий раз на правом берегу. Вскоре начался дождь. Мы подняли байдарки на холм, где было нечто напоминающее дырявый навес. Под ним едва-едва, выставив хвосты под хмурое небо, уместились лодки. Открывался вид на два полуразрушенных дома и лесополосу, прикрывающую ревущее шоссе. Было холодно и неуютно, за шиворот сквозь дырявый навес капало. Костер под проливным дождем исключался, поэтому мы изрядно приняли и закусили по-холодному. После этого сырость и капли уже не беспокоили. Димка Яковлев рассказал грустную, но поучительную историю из своей жизни. Мы c ним спели а капелла "Колоколенку" Сергеева, причем слова знал только я. Стоило нам собрать лодки, как дождь перестал. К шоссе мы выдвинулись почти в полной темноте. На вывеске было написано вкусное слово "Яжелбицы". Но машины даже на это слово не реагировали.

Пришлось возвращаться на берег. Байдарки связали, чтобы если стащат, то уж все сразу. При свете фонариков поставили палатки, разложили мешки... и вдруг в душу вселилось истинно российское ощущение: МАЛО. И вот мы пятеро (все, кроме штрейкбрехеров Галочки, Андрюши и Адмирала, которые сквозь сон обозвали нас алкоголиками и куда-то послали), стоя перед нашей палаткой, выпили все, что горело (как оказалось потом, не все), и съели кое-что из того, что жевалось. Галочка, добрая душа, оторвала от сердца пузырь неучтенки, но штрейкбрехером от этого быть не перестала. Кстати, для Антона одно из самых сильных впечатлений от похода состояло в том, что рачительная Галочка припасла еще некоторое количество неучтенки в виде НЗ. Что бы мы без Галочки пи... то есть делали?

Утром у меня случилась короткая, но эмоциональная стычка с Антоном по поводу того, кто потащит мокрую и тяжелую лодку, а кто - облегченный нашими ночными стараниями рюкзак. Добрались до города Валдай, где полакомились семечками и мороженым, разжились валдайскими колокольчиками и полюбовались видом одноименного озера. Потом микроавтобус в тесноте, да не в обиде, добросил нас до города Бологое, где мы с Антоном и Галочкой принесли прибыль книжному магазину. Но вся эта цивилизация уже к реке Полометь не относится.

1. Как выяснил потом всезнающий Вася, за колючей проволокой находилась воинская часть ракетных войск стратегического назначения. Окончательной рекомендации по поводу того, стоит ли красота неприятностей с РВСН или нет, дать не решаюсь.
2. Если вы будете проходить Полометь в большую воду (наш случай), вы знаете, чего ожидать. Категорически не рекомендуется брать чайников (от чего нас господь миловал) и идти несхоженными экипажами (мы с Антоном). Придать особое значение каскам, спасжилетам и морковкам. Нелишними будут наколенники и налокотники. Соблюдать кильватерный строй. Самый легкий на подъем (и по возможности самый опытный) экипаж - замыкающий.
3. Если вам суждена низкая вода, то все, очевидно, превратится в банальную, но чертовски утомительную шиверу.