Встреча с Петром Сломинским, изучение отчетов его группы: по тому же маршруту и в обратном направлении
Изучаю карты, вымеряю километры, ищу надежный вездеход в Воркуте, и машину, готовую нас забрать с Бованенской трассы. Веду переписку с Н. Александровым, смотрю его фильм. Таинственное озеро...
Сборы, выверяем каждый грамм.
Я против большей команды, людей непроверенных.
Переполох с погранзоной. В авральном порядке делаем пропуска и запасаемся "маршрутной книжкой".
Уже в походе выяснилось, что некоторые члены команды даже приблизительно не представляли, какой маршрут нас ждет.
Дима, например, так описывал его Роману: "Вначале надо будет пройти пару дней вверх по реке, а потом сплошной 'матрас' - поплывем вниз, как в том году на Кольском".
Костя: На мой взгляд, Дима был совершенно прав и точен.
До знакомой нам Инты доехали как-то неожиданно быстро, не успев утомиться. Теперь Инта у меня, как точка отсчета, начало всех начал. Солнечная, лесная, луговая Россия осталась позади; над Предуральем, как всегда, нависало линялое, как старый шифер, небо.
После Сейды, когда повернули на Воркуту, в поезде сильно поубавилось народу. И народ был какой-то невеселый, унылый. Не чувствовалось радостного возбуждения, сопровождающее возвращение домой.
Только наша компания, как щенки, радостно носилась по притихшему, опустевшему вагону. Суетились, перетаскивали туда-сюда какие-то вещи, бесцеремонно, не стесняясь чужих глаз, переодевались, завороженно глядели в окна, пытаясь высмотреть там нечто прекрасное и удивительное, то, собственно говоря, ради чего, нас и занесло в эти неласковые края. А за окном - поделенная пополам картинка: внизу - приглушенно зелено, наверху - мрачновато серо, у далекого горизонта - волнистая линия гор. Было трудно поверить, что среди этой первозданной пустоты может возникнуть город. Но, он возник будто из-под земли, и наплыл на нас асфальтом перрона, дворцом вокзала, "пятиэтажками", проводами и трубами, кирпичом и бетоном.
Наверное, у каждого города есть легенда, свой дух, своя аура. Но застрявший в голове образ может запросто не совпасть с действительностью. Я не нашла в Иркутске ни медведей, ни бородатых геологов, в Великом Устюге бывает лето, немецкие замки так засижены туристами, что романтизм улетучивается еще на дальних подступах к ним. В Воркуте мы не повстречали ни бритых зеков в ватниках, ни вертухаев в тулупах, так что Ромка зазря напрягался, ожидая, что нас повяжут при сходе с нашего скорого "Москва-Воркута".
Среди встречающих я безошибочно вычисляю Олега. Ковбой, настоящий ковбой... Рядом с ним даже в голову не придет лезть в какую-то горящую избу или останавливать на скаку коней. Мне теперь удивительно, как это я в Москве могла сомневаться в нем, что он может подвести, не встретить, забыть или перепутать. Нас тоже трудно не узнать. Мы единственные отягощены рюкзаками и веслами. Загружаемся в автобус, поехали.
Смотрю по сторонам, пытаясь уловить этот город. Понятно, что дряхлеет, стареет, пустеет. "Все в прошлом"... Разнокалиберные трубы, оплетающие улицы, вспученный мерзлотой асфальт, дома с замурованными первыми этажами, зарастающие пустыри и обочины, покинутые, с выбитыми стеклами - ослепленные здания. С местной природой всегда было тяжело тягаться, а теперь она, почувствовав слабину, наступает, отбирает свое.
Бросаются в глаза некоторые попытки приукрасить тусклую действительность - фасады избранных зданий раскрашены в задорные солнечные цвета. Но все это уже полиняло, обветрилось, отшелушилось. Мы, правда, не заезжали в центр (говорят, там более ухожено), объезжали по периметру. Нас ждут в одном из пригородов, в поселке Северном, если не ошибаюсь. Мне показалось, что там, в "поселке", и дома поновее, поаккуратней, и народу побольше.
Наконец, долгожданная встреча с нашим вездеходом. Он даже внешне выглядел симпатичным, хоть и заляпан грязью: работяга, час назад вернулся из рейса. Крытый кузов, чистое нутро с закрывающейся сейфовой дверцей, скамеечки, в глубине - застеленная брезентом и тулупом лежанка, на крыше огороженное перилами место для багажа.
Через час мы уже готовы к "отплытию". Большая часть команды забирается внутрь, крышу седлают самые зимостойкие и любопытные. Среди них Константин, на этот раз, вспоминая с содроганием вездеходную заброску на Лагорту, выбирает "вершки". Но, по-моему, опять не угадал. Шестичасовая тряска на крыше, холодрыга и необходимость быть все время начеку, чтобы не скатиться под гусеницы нашего "танка" - удовольствие сомнительное. Поэтому "верхолазы" по очереди ныряют к нам в кабину погреться, подремать.
Вездеход, то, надсадно взревев, штурмовал горушки, то проваливался вниз, чавкал по болотам, разрывая хрупкую, в миг наполняющуюся водой почву. Через пару часов он подошел к берегу Усы, постоял с минуту, собираясь с силами, и плюхнулся в воду, заскрежетал по камням, гоня перед собой небольшую волну. Выбрался, слил воду и опять пополз, похрапывая и фырча.
Время от времени водитель останавливался, и мы вылезали на свободу глотнуть свежего прохладного воздуха, размять ноги. Кругом простиралась придавленная низким темнеющим небом однообразная тундровая равнина, взъерошенная зарослями полярной березки, подкрашенная по овражкам более светлой зеленью ив. Вдали горбатились горы с белобокими подтеками снежников.
Уже перед самым Бодьяшором нам, девчонкам, предложили подняться наверх. Мы перебрались на крышу. Я ощутила себя космическим первопроходцем, исследующим чужую планету, восседая на броне ревущего механического чудовища, созерцая совершенно незнакомый пустынный пейзаж, обрамленный синеватыми изгибами далеких вершин, и окутанный диковатым фиолетовым небом. Мне явно недоставало скафандра и лазерного бластера.
Наконец-то, лихо крутанувшись, вездеход замер. Мы десантировались на берегу ручья. Торопливо ставим лагерь, готовим ужин и расползаемся по палаткам спать. (Так хочу перенестись опять туда!!! Перемотать пленку назад, пустить время вспять! Где моя машина времени?!).
Здесь стоит сказать, что тогда полной уверенности в том, что нас привезли именно на приток Бодьяшор, у меня не было. Я подсовывала водителю Пете карту, тыкала пальцем, объясняя ему как немому, куда нам именно надо, он кивал головой, соглашался, говорил, что все понимает, но как его проверить? К тому же "коммуникатор" Брежнева, снабженный только маловразумительной картой автомобильных дорог, упорно называл этот правый приток Усы совершенно другим именем. Наверное, именно сейчас подходящее место сообщить о том, что наш, загруженный с такими муками походный GPS, безвременно покинул нас. Он был варварски раздавлен в костином рюкзаке, который посчитал, что именно там ему и место. Это была наша первая дань здешним богам, которые, кстати сказать, оказались очень продвинутыми пользователями. Столько высокотехнологичных вещей, как в этом походе, мы еще не теряли ни разу.
Следующее утро - ветреное, холодное. Ветер, беспрепятственно продувая всю эту ширь, заныривает под полог палатки, под куртку, врывается в капюшон, бесцеремонно выдувает тепло. Подгоняемые холодом, быстро собираемся, и к двум часам дня готовы встать на воду. Кроме Димы и Костика, большинство плохо себе представляют, как это - подниматься вверх по реке, "идти корабликом". Да и у бывалых довольно ограниченный опыт. К тому же, какая она, Уса, мы еще не видели, не знаем. Поэтому решено собрать только один катамаран. Правда, когда пришло время найтовать вещи, мне показалось, что этот Боливар явно "не выдержит двоих". У меня с Димой, главным инициатором единого плавсредства, возникает, как всегда, очень громогласная эмоциональная перепалка. Брежнев, новичок в нашей компании, с ужасом глядит на это. Поплавский успокаивает: "Не обращай внимания. Сейчас они оторутся и успокоятся". Я, следуя рекомендации, оглашаю тундру индейским истошным воплем. ФУ! Теперь можно передохнуть, равновесие установлено, пар выпущен. Начинаем грузиться.
Наш цыганский табор, т. е. весь скарб, женщины и дети, садятся на кат, плюс еще трое мужиков на веслах, остальные пущены по берегу. Разумеется, разделенное мелководными протоками устье Бодьяшора непригодно для такого сплава, и практически сразу мы залетаем на мель, меня с девчонками ссаживают. И облегченный катамаран уносится вниз и вплывает в Усу. А мы, как чайки, топчемся на галечном островке, не имея возможности в коротких сапогах перейти реку. Наконец, ребята справляются с течением и перегруженным катамараном, пригоняют его к выбранному для проводки берегу, а потом по очереди переносят нас через довольно глубокую и быструю протоку. Каждый выбирает ношу по себе. Мой вес решается взять Брежнев и благополучно доставляет на Большую землю.
Ребята "чешут репу", Ромка причитает, он вообще не понимает, как мы потащим "ЭТО" вверх по такой реке. (Большая Уса в этом месте широка и глубока, берег представляет собой полуметровый глиняный обрывчик, заросший травой).
В конце концов приноровились. Сначала двое вели кат "корабликом", третий, сидя на баллоне, рулил. Но очень скоро появился кустарник, веревка постоянно цеплялась за ветки, частые промоины и ручейковая мелочь, стекающая к реке, путались под ногами, делая такую проводку очень утомительной, тем более что глинистый берег круто обрывался вниз и идти по мелководью не получалось. Поэтому потихоньку вся "сплавная" команда перебралась на кат и взялась за весла. По моему мнению, это оптимальный выбор на этом участке реки.
Девчонки и кто-нибудь из взрослых, в основном это были наши "рыбаки" - Дима и Ромка, в это время скакали по горам и кустам. Занятие тоже довольно утомительное, потому что идти вдоль реки по бережочку не всегда получалось из-за вышеописанной причины. Ивовые заросли оккупируют любой овражек, любой ручеек, утыкающийся в Усу, вынуждают обходить их, порой уходя довольно далеко от воды, и там идти или по тундровому бездорожью, продираясь по ернику (густые заросли низкорослой полярной березки), или в лучшем случае, топтать плотную ягелево-брусничную подстилку. Нападали они изредка и на "вездеходку", но их пути редко совпадали.
(Я как-то решила пройтись по берегу и практически тут же столкнулась с необходимостью или продираться сквозь ивняк, или уходить вглубь на неизвестное расстояние. Выбираю штурм овражка, ныряю в кусты. В какой то момент приходит на ум знаменитая скульптура - "Лаокоон & sons". Искаженные мукой и напряжением лица. Обнаженные мускулистые мужские тела переплетены с такими же мускулистыми змеиными телами. Я понимаю - силы неравны, тороплюсь вырваться из хаотичного месива извивающихся ветвей, и на глиняной кромке Аленушкой поджидать проплывающий "фрегат", моля забрать меня обратно).
Так, время от времени мы почти все собирались на катамаране, и тогда он становился похожим на терпящий бедствие плот, с беженцами-переселенцами на борту.
Настя: Мне это больше напоминало увоз невест из родительского дома, точнее чума. Мы - юные и прекрасные, сидели на этой страшной посудине, среди мешков, окруженные со всех сторон бородатыми варварами, которые везли нас в далекую дикую Азию.
В конце концов эта благодать кончилась, Уса повернула на север, пошла поближе к горам, течение увеличилось, пошли галечные отмели, появились перекаты. Здесь я внесла некоторую динамику в наше прохождение, правильно вычислив по карте, что где-то рядом большой ручей. И, боясь уйти по нему вверх, как это один раз уже произошло, заставила всех побегать, несмотря на то, что брежневский GPS настаивал всего лишь на повороте русла. Впрочем, уже вечерело, стало холодать, и решено было встать. Тем более определили, что почти прошли запланированные 10 км.
Только приподнялись от береговой кромки, как оказались на бескрайнем футбольном поле, по которому во все стороны летал, гулял бесшабашный ветрище. Он, подвывая, вырывался из Драконьева ущелья (так его окрестила Настя), и начинал метаться на просторе, желая на ком-нибудь отыграться. Палатки рвались из рук, тент наполнялся парашютным куполом, увлекая в полет, любая относительно легкая и не закрепленная вещь тут же начинала скакать по полю, заставляя побегать. Зато нырнешь внутрь, быстро создав спальный уют, переоденешься в сухое и все, благодать. И пусть за капроновой стенкой бьется и злится ветер, ему не выдуть меня из нашего домика.
Но надо выползать, идти помогать с ужином, а то сегодня с утра, правда, по моей неверной наводке, Поплавок с Брежневым ничтоже сумняшеся вместо пшенки сварили деликатесный кус-кус, предназначенный на горную, "бездровную" часть маршрута.
Там у костра уже суетиться Ромка, готовит уху из пойманной им щуки. С этого момента, за исключением гор, рыба, во всех возможных видах и проявлениях, будет постоянно присутствовать в нашем меню, и под конец даже надоест. Во время ужина, подводя итоги дня, за очередным тостом Сашка говорит, что мы молодцы. Сегодняшним переходом сэкономили день, возможно, он нам пригодится, ведь никто даже приблизительно не знает, что нас ждет впереди, как поведет себя река, что будет на "пешке"? А пока мы вкушали разные разности и называли друг друга молодцами, на противоположном берегу закатное солнце окрасило горы в потрясающий оранжевый цвет, как будто на Полярный Урал перенесся кусочек Гранд Каньона.
Всю ночь ветер бесился над тундрой, меняя направления и напор. Иногда приносил откуда-то дождь, но довольно кратковременный. У нашей хваленой Salewа треснули дуги, и теперь тент заваливается внутрь, липнет к куполу палатки, прижимается к нам. С тревогой ждем дождя, если сильно польет, то придется перебираться, просить технологического убежища.
Просыпаюсь, потому что немного стихло, чувствуется, что посветлело. Вылезаю посмотреть. Над тундрой - ясное нежно-голубое небо, подсвеченное теплым мягким сиянием, льющимся откуда-то из-за гор. Они теперь окружают нас со всех сторон: манящие гигантские ворота северного - Драконьева - ущелья, по нарастающей уходящая вдаль горная страна на востоке, с юга приблизилась невысокая каменная гряда, с голой осыпающейся верхушкой, с подпалинами снежников, залегающих по щелям и обутая у подножья зеленью кустарников.
Разбудив Поплавка, выясняю, что только 5 утра. Для завтрака рановато, укладываюсь обратно. А через пару часов просыпаемся с Димой от шума дождя и от хлопков бьющегося на ветру тента. Там все меняется мгновенно. Небо заволокло серой туманной волной, холодно и сыро. Завтрак готовим уже под мелко моросящим дождиком. Думаю, ну вот, началось, как и было предсказано, но когда собрались выходить, опять светит солнце, а еще через час пришлось раздеться до майки, оставив сверху только легкую ветровку.
Ребята решают усилить катамаран, надувают и привязывают второй комплект баллонов. Отпущенный на рыбалку Роман за это время наловил штук 9 здоровенных хариусов. Я с девчонками тоже вышла пораньше, и примерно метров через 500 дошли до ручья, бегущего с северного склона, и пока ждали остальных, Настя в лёгкую поймала еще штук 5 серебристых, игривых рыбок.
Так как теперь пошла по берегам галька, то меняем тактику проводки, большую часть пути идем "корабликом", садясь на весла только изредка. После позднего четырехчасового обеда дошли до первого порога, с ярко выраженным перепадом, зато с нечетким, дробящимся и извилистым курсом. Пришлось всем слезть, почти на руках перетянуть кат, и по скользким, играющим под ногами камням перейти русло вброд. Мои чулки на этот раз не спасли, глотнули ледяной водички, я нервничаю, потому что очень боюсь застудить коленки, если они опухнут, тогда придется на пешке тащить меня на руках, предупреждаю я ребят. Так что берегите, как продуктовую герму. Но от грустных мыслей отвлекает необыкновенной красоты пейзаж (хотела написать "открывшийся за окном").
Мы будто вплыли в тронный зал с гладким, как лед, каменным полом, обрамленный могучими арками вершин, с полукругом мускулистых гор впереди, украшенных белоснежными знаменами и с зеркальным потолком, отражающим все это величественное безмолвие. Ну, или наоборот. Это, как посмотреть. "Теперь-то вы поняли, куда я вас завела?!", - тормошу я ребят.
Так мы, увлеченные и умиротворенные этой застывшей красотой, не сразу спохватились, что давно не видели береговую команду. Дима, присоединившийся к нам еще до порога, сказал, что покинул Романа с девчонками на берегу довольно глубокого ручья, который он-то перешел в своих прорезиненных штанах, а Ромке в болотниках глубина была по самые... "эти", не говоря уже о девчонках. Поэтому им пришлось уходить далеко вверх, к подножью гор. А потом пошли болота, не дающие им возможности приблизиться к реке. Правда, это мы узнали позже. А пока гадаем, насколько мы разминулись, кто из нас вырвался вперед. Вспоминаем про рацию. Вызываем "тигренка", после некоторой заминки он выходит на связь. Но скоординироваться относительно друг друга долго не получается. Ориентиров никаких, да и какие там могут быть ориентиры?
Костя: Чтобы как-то различать радиостанции, Брежнев прилепил к ним детские наклейки. Одна изображала тигренка, а вот видовую принадлежность другой определить было трудно - у художника разыгралась фантазия. Поэтому каждый радист изощрялся кто во что горазд: "Козочка на связи", "Косуля вызывает тигра", "Прием, я баран", и т. д.
Итак, ориентиров нет. Ручьи? На карте он нарисован один, а Роман, перетаскивая на закорках по очереди всех четверых, перешел вброд пару десятков, с его слов.
Горы? Это абстрактная живопись, как оказалась. Они сопровождают вас днями и могут служить ориентиром только в долгосрочной перспективе. Но, в конце концов, после длительных переговоров и беготни по берегу, воссоединение произошло. Валившиеся с ног девочки, струхнувший Роман, явно не готовый к "холодной ночевке" с голодными и продрогшими "нимфочками", вооруженный только спиннингом и ножом, были спасены.
Настя: Это было так. Сначала мы увидели огромного белого зайца, а потом на противоположном берегу многочисленное стадо оленей. Возбужденные, бросились по рации сообщать об этом, но в ответ "козленок" скептически сообщил, что мы все пьяны, включая Танечку, и вообще, они тут делом занимаются, а не праздно шатаются по уральским просторам и глазеют по сторонам. Нам же хотелось подойти как можно ближе к стаду. Для этого требовалось обойти очередной ручей, правда, довольно бурный и глубокий, а также его заболоченную пойму.
Радостные, мы направили наши стопы к горам. Поначалу это было весело, но мы все шли и шли, шли и шли... давно были поделены поровну и съедены 3 сушки, допиты Ромой остатки виски, и единственной ниточкой, связывающей нас с остальным человечеством в лице шестерых особей, кочующих где-то там, на катамаране, была рация, но особого облегчения она нам тоже не принесла. Предложенные ориентиры никак не подходили остальным "козлятам", и конца-края нашим мытарствам не было.
Но в один прекрасный момента Рома сошел с ума. Точнее, мне так показалось. Он выхватил нож и с угрожающим видом пошел рубить? пилить? дерево. Я решила - он хочет сделать жезл и размахивать им в надежде, что нас заметят. (Не угадала, он увидел, наверное, единственную в этих краях настоящую березу и решил запастись берестой, чтобы было проще развести костер, если придется там ночевать). Но это, слава богу, не пригодилось, потому что на холме показался Саша и вывел нас в люди.
Тут же разбиваем лагерь, тем более что солнце вот-вот скатится за горы.
Быстро готовим ужин, параллельно наливая и закусывая. Давимся рассказами и взаимными претензиями. Но, умиротворенные водочкой, быстро переходим к культурной программе, запеваем песню "Про печечку". Предлагаем и Брежневу поучаствовать в нашей самодеятельности, надеваем на него розовые ушки - обязательный атрибут выступающего. Он отнекивается, но вскоре соглашается: "Ну, разве что вот это...".
Сгущаются сумерки, отблески костра скачут по лицам, по кружкам. Темнота залегла по низинам, готовясь к штурму. Горные тролли притаились за выступами скал. Все замерло. Хрипловатый голос, то театрально взлетая, то пугающе шепча, читает балладу о мертвецах, гробах, похоронных телегах, склепах и прочей нечисти. Мы притихли, страшно оглянуться, взираем на чтеца с благоговейным ужасом.
Вот что значит мальчик из интеллигентной семьи! Он же шпарит, как по писаному, и так минут 20! Вы в своей жизни встречали людей, знающих баллады Жуковского наизусть?! Мы тоже все поняли. Мы - дикие, необразованные, малокультурные сапожники по сравнению с ним. Поэтому, прервав декламацию, предлагаем просто с нами выпить. "Ну, за искусство".
Помню взрывы хохота и волны смеха, сотрясающие "девчачью" территорию, где долго не могли угомониться перед сном. Помню, Ромка в сотый раз поведал нам о своих переживаниях, и о грузе прямо-таки отцовской ответственности, захватившего его врасплох посреди голой тундры. Потом Дима нас увлекает на экскурсию, показать иней, покрывший нашу палатку. Потом, в ночи, зачем-то "раскулачивали" Костю, отобрали у него рейтузы и шерстяные носки. Потом опять декламировал Брежнев, и пел и громко смеялся, уже в одиночестве, Рома, потом я зачем-то убежденно и страстно упрашивала его не стесняться и пойти спать к нам в палатку, потому что спросонья почудилось, что "злой" Сашка не пускает его пьяного "домой". Потом... Утро было позднее. (Опять этот голос: а пока вы все спали, на другом берегу вовсю резвились олени, так что наш вчерашний вояж не прошел даром.)
Позднее, но на удивление теплое и солнечное утро.
Оно началось с "бабского" кухонного скандала из-за шампуня - трио. Исполнители: я, Аня и Настя. Продолжилось "наездами" на Ромку за порчу общественного имущества и за прогул дежурства. Исполнители - хор мальчиков. Далее: вымученным "наконец-то завтраком" - Константин (соло). Первоначально, по замыслу автора, планировался дуэт, но по случаю полной невменяемости второго исполнителя Костику пришлось вытягивать одному.
Отчалили около 11 часов. Переходя или переплывая с одной галечной отмели на другую, примерно через пятнадцать-двадцать минут, подошли к слиянию Б. Усы и Изьяшора. Место настолько безоговорочное, узнаваемое, что спутать его невозможно. Б. Уса, сбегая с гор, поворачивает на запад ровно под прямым углом, как на карте. А справа впадает широкое четкое русло Изьяшора. И над ним возвышается холм, с торчащими из него покосившимися выбеленными крестами и брошенными по неизвестной причине там санками Санта-Клауса. Если по серьезному, то это - хантыйское кладбище, или просто святое для них место. Внизу за холмом на берегу заливчика видим наледь, разгоряченные ребята несутся туда и, обнажив торсы, позируют мне, играя в снежки. Наша береговая команда тоже напала на подобное - искрящийся на солнце серпом выгнутый снежный пласт. Неправдоподобно белый и холодный. И тоже долго кувыркались на нем, вспомнив зимние забавы.
Перекурив, собираемся плыть дальше. Поплавок, идущий поверху с детьми, выходит на связь и предупреждает, что все эти водные манящие глади - пустышки, тупики, заманиловки. Рекомендует держаться крайне правого направления. Забегая вперед, скажу: это нас не спасло.
Устье Изьяшора - это лабиринт. Тем более, если подниматься против течения. Обзора никакого, кругом одни ивы. Без Ариадны здесь не обойтись. Угадать правильную протоку - невозможно. Они дробятся и множатся в геометрической прогрессии. И самая глубокая на выезде может сойти на нет на входе, и наоборот. Омутовые глыби через пару метров могли перейти в шустрый каменистый порожек и обратно. И все это по кругу, и нет просвета и цели. Берег правый, левый? Коренной ли это берег вообще или опять - очередной остров? Где мы? Куда мы? Зачем? Одно тупое - вперед, вверх. По камням, почти посуху. Уже все равно, как и где. Но силы на исходе, это вам не в пробке стоять! Эмоций много, а выхода нет. Запор.
Здесь же, наоборот, физиологическая безнадега - один сплошной выход, эмоциональный и физический. Понос. "Остапа несло". Есть еще пятеро "баб", не припаханных к делу. Следовательно, надо разложить груз "ответственности" на всех без исключения. Значит, пешка от сих и до... Ориентиров нет.
Мужики измотанные, усталые и растерянные, решают прекратить "подъем" и завтра выйти на "пешку". "Задним умом": надо было вообще не соваться в Изьяшор, а начать собираться сразу после "кладбища" - день бы не теряли.
Встаем у подножья г. Сарт-Пэ, примерно в месте выхода ручья на финишную прямую на север, к озерам. Взглядом упираясь в хребет Изья-хой. Сам ручей на подступах к дельте представляет собой типичный "сад камней" - стремительные ледяные ручейки, лавирующие среди каменной россыпи.
Ставим лагерь, разбираем катамаран.
Я информирую ребят, что "слабо пьем". 3 литра водки должны были быть уничтожены ДО "пешки". А у нас излишки. Не справляемся с заявленными обязательствами. Теперь придется все это тащить на себе. Но так как сегодня все крайне устали, а завтра, возможно, будет еще сложнее, никто не горит желанием облегчить "раскладку".
Там уже плохо с дровами, и, опережая события, скажу, что мы спокойно могли здесь готовить на газу, и не мучаться с костром, потому что на озере рядом с "Базой" никаких проблем с топливом не будет. А в тот вечер многие разошлись по палаткам, так и не дождавшись, когда закипит вода для чая.
Встаю очень рано, Саша-дежурный пытается раскочегарить костер. Волнуюсь, как у меня получится идти по горам, тащить какой-никакой рюкзак. Справятся ли девочки? Почему никто даже не обсуждает возможность идти челноком? В Москве мне казалось, что мы будем стараться следовать прежней тактике. То есть в первую ходку мужики забрасывают часть вещей на заданную точку, например, к тому же самому ручью, в верховьях Изьяшора. Это - примерно половина пути. Но лезть с советами уже неуместно, и так лидеров в этом походе многовато. Тем более что с самого начала все решения принимаются по принципу: "посмотрим, как пойдет, а там видно будет".
Для кого-то "пешка" это - испытание себя, своих возможностей под девизом - "Смогу ли?". Кому-то это вовсе и не нагрузка. Кому-то - тяжело, трудно, но вытягивает, чертыхаясь. О себе: сразу по окончанию было отвратно и лень пройти даже метров 5 от палатки до костра. "Чтобы я еще когда-нибудь...".
Откладываю вещи, которые здесь "забудем" - несколько книжек, "поездные" тапочки, лишние свечки, что-то еще. Укладываю рюкзак, примерно считая, какой получается вес, ведь перед походом взвешивала ВСЁ. Теперь у Димы, по моим подсчетам, выходит килограмм под сорок, не могу же я ему еще и нашу палатку подсунуть? Значит, она идет ко мне, к моим 9 кг личного снаряжения, хорошо, что еще его спальник взял Брежнев, ну, а потом стало набираться по мелочи, это подпихни, это "никто не берет", это "уже не влезает". Хотя, наверное, так было у всех. У мужиков явно за тридцать, да еще и "железо" с веслами тащи! Как же без них в горах-то! За девчоночьи спины тоже переживаю, им больше 10 килограмм нежелательно, а Тане и того меньше. Я думаю, у меня на "выходе" вместе с фотоаппаратом получилось килограмм 15-16.
Описывать подробно весь путь не хочу. Получается также уныло и тяжеловесно, как и сама пешая часть маршрута. Оттуда я вынесла две истины:
1. горы ходят очень, очень медленно и
2. смотреть можно только назад - оценивая с удивлением и гордостью уже пройденный путь. Вперед - категорически запрещается. А по сторонам получается только на привале.
Итак, вначале пошли по "вездеходке", которая довольно четко обозначена, и идет по правому высокому берегу Изьяшора. Но достаточно скоро она стала тонуть в болотах, поэтому решили подниматься выше, к подножью горы.
Местность там, мягко выражаясь, пересеченная, только заберешься на какой то холмик, как тут же с него приходится спускаться. Ломиться напрямки не получается никак. Под ногами курумник (каменная россыпь), заросший ерником. Никакой четкой тропы тоже нет. Это чаще всего промоины, проделанные стекающими с гор ручьями, если олени там и ходят, то это совсем какие-то дикие олени, типа нас. Жарко, все время хочется пить, но ледяная ледниковая вода не утоляет жажды. Проходим снежники, манящие прохладой, но мне лишний шаг в сторону сделать тяжело, так что как-нибудь обойдусь. Хотя видела, как дети там резвились, остывали. Наши ломовые лошадки - Костя и Брежнев - маячат впереди, согбенный Поплавок медленно идет следом, Лялька, Аня и Танечка козочками скачут по камням. Роман - с трубами наперевес, Дима - скрытый за рюкзаком, и неутомимый Сашка, как флюгер, качая веслами, завершают шествие. Мы с Настей в арьергарде.
После очередной "горушки" понимаю, если я сейчас же не разгружу рюкзак, то окончательно "надорву" сустав и просто не смогу дальше идти. Вижу, что и Настя "сдохла". Сашка мужественно подпихнул еще часть моих вещей к себе. Но это не спасает. С этого момента Диме с Ромой пришлось ходить "челноком". То есть они несли свои рюкзачищи, стараясь идти вровень с остальными до привала, и пока народ отдыхал, бежали за нашими, и возвращались, когда остальные уже собирались в путь. Мы неторопливо ковыляли позади и потом сидели и ждали, когда за нами придут.
В какой-то момент все куда-то пропали. Даже Настя покинула меня. Сижу, жду ребят. Подо мной уже далеко внизу долина Изьяшора, сзади подпирает Сарт-пэ. Почти напротив, наискосок - та самая трехглавая гора, которая маячила впереди сегодня утром. Тишина и одиночество не давят и не пугают. Думаются всякие хорошие мудрые мысли. "Почему, например, люди не летают, как птицы? Как и зачем сюда попали первые люди? Или первые люди здесь - это мы? Как тут было раньше?". Так и видишь, как по долине, медленно переступая, шагает стадо мамонтов. Зазря они вымерли. Приучили бы их, как индийских слонов, и ехали бы сейчас, покачиваясь, любуясь с высоты окрестностями.
Подошедший Ромка делится впечатлениями. Такого не ожидал, тяжело. На очередном ручье, споткнувшись, просто упал ниц: "Лежу придавленный, сам встать не могу, сил нет. Хорошо, подошел Сашка, помог. Оставил свой рюкзак там и за вами. Иначе, думаю, не смогу потом вернуться".
Наконец-то, видим спуск в долину. Там уже разбит лагерь. Рядом бежит достаточно большой ручей, который с севера окаймляет гору и впадает в Изьяшор. Добрые люди утащили ромин рюкзак и поставили нашу палатку. Спасибо им за это. Ромка, Дима и я пришли через два часа после авангарда. В тот вечер я могла только сидеть и лежать, хотя и другие никаких танцев у костра и долгих посиделок не устраивали. Прошли-то всего по прямой, согласно GPS, километров 7, потратив на это 5 часов. То есть по километру с небольшим в час, хотя я думаю, в километрах больше. Все эти наборы высоты, лазанья вверх, вниз в поисках лазейки в зарослях ерника прибавят еще парочку.
Утром при сборах решено максимально облегчить наши с Настей ноши, нагрузив всех остальных, а также нам с Романом поменяться рюкзаками, у него малообъемная и неудобная конструкция. Долго обсуждается линия движения. И опять торжествует сашино "пойдем прямо, а там видно будет". Ниже стоянки - все заболочено, скакать по кочкам с большим весом нереально. Поэтому, поднявшись немного вверх по ручью, форсируем его, наплевав на промокшие ботинки, и идем по подошве хребта. В отличие от предыдущего дня под ногами почти ровная утоптанная поверхность. Идти по ней удобно и легко. Правда, и рюкзак у меня за плечами раза в три легче вчерашнего, в какой-то момент я даже забираю у Насти фотоаппарат, вешаю ее сумку рядом со своей. Но не прошли мы и километр, как внизу видим небольшое озерко, за ним еще одно. Может быть, это конец? Ребята идут на разведку. Вскоре узнаем, что озёра не соединяются, и что Сашка решает перегнать нас на противоположную сторону долины. Там - малая кривизна, следовательно, путь короче. Некоторые недовольны, не понимают зачем. Пытаются поспорить, но в результате все дружно гуськом по мокроте, через ручьи и болотца следуют за командиром. Помню танечкин вопль при форсировании в брод ручья: "Папа, где тебе по щиколотку, мне же по коленку будет!". Но перешли, и отряд опять потянулся вверх, к горам. Я сообщаю Саше, что пойду по низу, пусть по болоту, но зато не надорвусь, как вчера на подъеме. Так началось мое "одиночное плаванье".
(Сашка потом рассказывал, как злился: один (Костя) умотал вперед, и непонятно, где он решит притормозить, вторая вообще неизвестно куда забрела. Ходи потом, собирай команду!).
Лето в этом году жаркое, болотина немного подсохла, и я прекрасно шла по долине, вдоль цепочки разнокалиберных озер, лавируя между лужицами и ручейками. Неожиданно на моем пути вырастает высокий холм - пупырь на ровном месте. Свободная, только с картой, без груза, забираюсь на него. Открывается чудный вид. Прямо подо мной на севере - голубое окошко с перевернутой картинкой горных вершин. Вижу, как ручьи потекли в другую от нас сторону, из Европы в Азию! Значит, дошли! И впереди опять череда голубых впадин, но еще невозможно понять: можно ли по ним плыть, соединяются ли они? Радует одно - пешая часть на исходе. Позади на каменном склоне кукольные силуэты человечков. УРА! Я сегодня всех обскакала! Меня никто не ждет, я - не обуза!
От этого заметного холма прошли еще примерно километр-полтора. Время от времени мы теряли друг друга из вида. И я боялась, что они в азарте пройдут мимо того места, откуда возможно плыть. Мне снизу лучше видно, как полноводнее становятся озера, как они перетекают друг в друга. Хотя эти связки пока не очень широки. В конце концов, отряд спустился ниже, и у мужчин даже возникла некоторая перепалка, где начинать стапель. Хочется же побыстрее скинуть этот ненавистный груз! В конце концов, протащившись еще метров 300 от последнего привала, на небольшой полянке, рядом с протокой, валимся в изнеможении на землю. Все! Пришли! Весь путь по прямой составил около 6 километров. А по времени чуть меньше четырех часов.
Оставшийся день отдыхали, правда, некоторые очень своеобразно. Умирающий недавно Ромка полез зачем-то вместе с Сашкой в гору, что-то им там померещилось. Забрались настолько высоко, что их можно было разглядеть только под микроскопом.
Настя с девочками посетили озеро, притаившееся в каменном цирке чуть выше нашей стоянки. Туда не залетала мошка, и вода была теплее, чем в ручье. Мы там устроили купальню, и заодно очередную фотосессию.
К вечеру у меня температура, дремлю в палатке. Говорят, на воле тучи мошки собрались к нашему ужину, у костра задержались одни мужики. И ушли в загул. Долго шумели, смеялись, матерились, как пацаны, зачем-то хватали Костю за причинные места, он орал, как павиан, потом они пели, плясали, боролись, слушали какие-то похабные частушки, благо никого из девиц не было рядом. Потом начали выяснять, кто сильнее, используя в качестве силомера топор. Тут я уже не выдержала, подумав, что праздник надо сворачивать. И, пользуясь правами сварливой жены, разогнала всех спать.
Из подслушанного: уже в палатке Ромка громким шепотом, таким, что его было слышно на двух континентах, жаловался Сашке, как тяжела холостяцкая доля в походе, а тут еще ненавистный плейер, обучающий его английскому языку, вещает про всяческие женские прелести. Нам с Димой надоело это подслушивать, и возмущенный отец пригрозил, что больше не пустит Романа в девчачью палатку, куда он пристрастился ходить играть в карты (игра, между прочим, называется "Гав-Гав". Без комментариев), а я напомнила, что в его словаре, среди прочих, разучивались слова - целомудрие и добродетель!
Утро следующего дня солнечное, на небе ни облачка. Откидываю полог палатки, а там картинка из календаря - голубое небо, горные вершины, присыпанные снегом, синева воды и зелень лугов. Заполярье. Температура в тени +32 градуса. А я не взяла крем для загара! Девчонки перетаскали у меня все майки - закрывают обгоревшие плечи. У Насти на голове полотенце намотано, как тюрбан, голые руки перевязаны бинтами. Она смахивает на мумию. Скудный, но несомненный "All inclusive". Египетские мотивы. Еще бы мошки не было, хотя я не помню, чтобы она так уж доставала. У нас стапель, поэтому:
Папы вяжут раму.
Мама варит кашу.
Ляля, Аня, Таня надувают баллоны.
Время от времени народ прямо в одежде кидается в омут, чтобы хоть немного остыть. Часа в четыре наконец-то отплываем. Делить экипажи доверили Костику. Он разлучил нас с Ромкой, сказав, что терпеть вновь двух сумасшедших рыбаков на кате он не желает, ну а я пошла довеском, буду грести с Настей в очередь. У них командует Дима, у нас - Поплавок.
Идем, не отклоняясь вдоль правого берега и выходим на узенькую каменистую протоку. Здесь встретили идущих нам навстречу первых и единственных рыбаков-туристов, которые, кстати, сказали, что гольца в Озере нет. Проведя катамараны, вплыли в другую водную систему и там уже четко по течению, пусть и еле уловимому, вперед к горам, к Озеру.
А горы все ближе,
А горы все круче,
А горы уходят под самые тучи.
(ну, это я немного загнула, но все же).
Видим, как налево пошло широкое ущелье к озеру Кузьты. Удивляет количество снега на его склонах, прямо лыжные трассы. Постепенно и мы сами втягиваемся в сужающуюся горную долину и вплываем в моё долгожданное, заветное Хадат-Еган-Лор. Мы теперь в самой сердцевине Уральского хребта. Там за углом, направо - Азия.
Палящее весь день солнце скрылось за скалой. Сразу стало прохладно и мрачновато. Торопимся причалить и встаем на левом берегу недалеко от ручья, за спиной как раз торчит знаменитый Чертов палец.
Посреди ночи просыпаюсь и вылезаю, почти специально, боюсь что-то упустить, не увидеть. И наблюдаю таинство. Все вокруг подсвечено нежным розовым цветом, заполняющим восточный край неба. Крупная круглая луна будто тает, как льдинка. Сумрак развеивается. Не фигурально, а словно живой, отступает на запад к грозным холодным горам, сползает медленно в Озеро. Долина постепенно наполняется светом, грани скал становятся острее и четче, проступают краски. Там, на той азиатской стороне, уже начинается день, а здесь, за высокой каменной стеной, сдерживающей солнце, все еще ночь.
Думаю, чем же так притягательно это, в принципе, самое обычное озеро, эти невысокие, подточенные временем, Уральские горы? Они здесь, как на детских картинках. Скалистые, шершавые, политы снежниками, как куличи - глазурью. Но они не давят своим могуществом, беспредельной властью над мелкотой человеческой. Они величавы, но как-то соизмеримы с нами. Чтобы их покорить, не надо быть гигантом, суперменом. Они доступны, они не Крыша Мира. Они мудры. На их плечах миллионы лет. Они многое видели, почти все знают, им уже некуда торопиться и не к чему бунтовать. Для них все человечество, как короткоживущие частицы - мезоны и тахионы, прошмыгнули - и нет нас.
Озеро, оно намного моложе своего окружения, его приютили по вселенским масштабам совсем недавно: около ста пятидесяти тысяч лет назад, когда отползал и таял гигантский ледник, когда заканчивался первый Ледниковый период. Когда менялась земля, и голец (тогда его знали под другим именем) мог беспрепятственно выходить в море, а потом возвращаться на нерест в теплое срединное озеро.
Здесь во всем чувствуется "первобытность" и приходит понимание "покоя". Ну, а насчет гольца - завтра посмотрим.
Рано вставать у нас было не принято. Поэтому собирались и выплывали не по утреннему затишью, а когда уже вовсю задувал ветер. Он был западный, поэтому какую-то часть пути подгонял нас в спину так, что можно было не грести. В том месте, где в озеро впадают ручьи, Дима развернул снасти. Заброс, спиннинг выгибается, и вёрткая, как ртуть, рыбка вытягивается на катамаран. Роман делает стойку. "Хариус?", - в голосе тайная надежда. В ответ радостный хор: "Нет, ГОЛЕЦ!". Обещанный, таинственный, желанный. Разумеется, тут уже не до гребли. Спасибо ветру, из-за него протоку, соединяющую Малое и Большое озера, пролетели, не успев выловить всего гольца, который там прекрасно клевал. И очутились будто в другом мире.
Исчезли острые голые скалы и снежные трассы, впереди и по левому берегу - мягкие изгибы зеленеющих холмов. Только справа заснеженная седловина ледника ИГАН. Пристаем на мысу недалеко от ручья Гидрологов. Настя с девочками бегут смотреть ледник.
Настя: Ха! бегут... Я туда практически заползла - идти надо по скользким камням, справа ревет, проламывая себе путь, ручей, в руках фотоаппарат и девчоночьи куртки. В общем, страшно, но жуть как интересно. А еще палящее солнце сверху, ледяное дыхание снизу и над всем этим сверкающе-освежающим великолепием пищат комары.
Рыбаки занимают позицию в устье ручья, остальные разбредаются кто куда. Я дошла только до бурлящего и шумного потока, летящего с высоты, а к самому снежнику решила не подниматься. Потом жалела. Сделанные Настей снимки сверкающих ребристых, как стиральная доска, белоснежных полей и бьющего из-под ледяного панциря пенного фонтана - очень красивы. Зато наблюдала, как резко поменялась окружающая флора. Как подросли кусты, появился можжевельник, всякие колокольчики, лютики-цветочки, травка.
Настроение у всех отличное. Сегодня к тому же День Военно-Морского флота, о чем нам постоянно напоминает Роман и предлагает это отметить, что мы периодически и делаем у себя на катамаране. Сашка благодушен, объявляет дневку, и, воодушевленные, наперегонки переплываем Озеро и становимся недалеко от заброшенной метеостанции ("Базы"). Куда потом все, кроме меня, делают вылазку, и, как с тонущего корабля, притаскивают оттуда всякие странные вещи. Деревянный ящик, похожий на гробик (он потом пойдет на палубу), решетку из душевой, школьные стулья, которые, наверное, будут нелепо смотреться на здешних пустынных берегах, когда мы уедем.
Рыбаки демонстрируют улов. Голец - рыбка реликтовая, поэтому я не буду уточнять, сколько там было, но и нам хватило, и поголовье не пострадало. Она действительно голенькая - без чешуи, упругое тугое тельце и красноватое "мясо". Я всех пугаю вычитанной информацией о том, что озерная рыба непременно заражена гельминтами. И мы с Димой при вскрытии тщательно препарируем ее. Вроде что-то находим, поэтому решаем не делать "малосолку", а сварить уху из голов и хвостов, остальное зажарить. (По прошествии времени могу сказать - никто не заболел).
Наотмечались хорошо. Уже под вечер Роман вдруг притащил из закромов буржуйскую сигару, видимо, чтобы почувствовать, что "жизнь удалась". Задымил ее неумело и давал понюхать и "покурить" всем желающим, хотя толком никто не знал, что с ней делать. К полуночи угомонились.
Ночью вчерашний ветер совсем разгулялся. Нагнал холода и хмари, серое клубящееся облако залегло над Иганом. Однообразные злые волны набрасывались на берег. Тепла и солнца как ни бывало. Ветер будто решил нас выдуть со стоянки. Поэтому поутру Саша командует сняться как можно скорее. Натягиваем на себя все теплое, с небывалой скоростью собираемся, грузимся и отчаливаем вниз по Хадате.
Наконец-то можно "почувствовать" воду. Мы все, как застоявшиеся лошади, радостно гребем, отворачиваем, табаним. Только пока мелковато будет. Сразу после озера русло Хадаты разбивается на несколько проток, и держаться надо крайне правого положения. Поплавский руководит внимательно и четко, мы практически не садимся на мели, ловим струю.
Бросаю назад прощальный взгляд. Там будто уже наступила зима. Черно-белый снимок. Темно-серые заснеженные склоны, серое ватное небо, серенькая рябь на воде. "Прощайте, горы, Озеро, прощай, Европа! Вперед, в Азию! Вниз по Хадате, по её порогам и мелям. К ее лесам! За её хариусом! За баню!" (Это всё тосты, если вы не поняли).
Неожиданно на правом берегу видим треугольники чумов, бегущих ребятишек, разномастных лохматых собак. Пристаём и идем знакомиться. Вот теперь мы точно как первопроходцы, как настоящие путешественники. Мы повстречали аборигенов. Хантов. Мы были в их жилище, мы вдыхали запах их костра, мы слушали рассказы про их жизнь. Мы подарили им бинокль, а они нам оленину. Мы выменяли у них за сущие копейки по московским меркам натуральные оленьи шкуры. Их дети нам показали кролика, которого здесь держат вместо кошки, а мы их угостили "живачкой" и шоколадом. Они дивились на нас, а мы на них. Довольные друг другом, сфотографировались на память, и распрощались.
Хадата на этом участке еще не нагуляла силу, поэтому основное здесь - вовремя отгрести от мели, от нависающих кустов, четко войти в поворот. Проплыли Гэнехадату. Встали передохнуть в устье какого-то безымянного ручья, половить рыбку. Там при впадении образовался небольшой бассейн, и было видно, как в толще воды ходят огромные темные тени. Добыча была так близко, что даже я, забросив спиннинг, вытащила довольно упитанного хариуса.
Вскоре посветлело и потеплело, по берегам стали попадаться сначала одиночные, а потом и группки изломанных на ветру лиственниц. С "Петровича" поступает команда искать место для дневки. Чем-то нам приглянулся высокий левый берег. Поднялись, осмотрелись. Тут же обнаружился небольшой рукотворный заливчик, и уж явно не природного происхождения каменка рядом. Решено вставать здесь. Завтра будет дневка и баня.
Дневка. Это был просто день отдыха. Спали, читали, гуляли, обловились хариуса, трепались у костра, ребята трудились над баней - рубили дрова и делали каркас, а я, как главная чум-работница пережарила бесчисленные противни рыбы, варила уху. Для традиционных "послебанных" блинов уже не было ни сил, ни места в желудке. Баня как-то не вдохновила на этот раз. Ребятам еще хватило жару, а мы просто помылись в тепле, погрелись, возможно, сильный ветер быстро выстудил её.
Утром мы с Димой дежурные. Готовим деликатес - "плов" из оленины. Зову всех к столу. Кричу: "Поплавский, иди есть дикое животное!". На слух запятых не угадать. Получается очень двусмысленно, но весело. Игорь говорит, что он хоть и дикое животное, но симпатичное и доброе. Отплываем около 11 часов.
Сегодня настина очередь грести. Ей достался самый классный в сплавном отношении участок Хадаты. Река стала мощнее и понеслась по камням, то растекаясь по галечным отмелям, то сужаясь и прижимаясь к невысоким скальным стенкам. Несложные для катамарана шиверы и порожки мы проходили, крича и улюлюкая от восторга. Иногда специально идем по высоким белопенным валам, лезем в самое пекло, падаем в бочки, нас заливают волны и обдаёт брызгами и холодом. В одном месте Настя чуть не свалилась в воду, так как сидели без упоров, на рюкзаках, но я ее вовремя ухватила за куртку. Ребята идут за нами следом, я переживаю за Аню, хватит ли ей сил, но, оглядываясь, вижу ее улыбающуюся физиономию и понимаю - все нормально.
К сожалению, вскоре река успокоилась, долина ее расширилась, отступила к горам. По правому борту выросла высоченная Китайская стена - почти вертикальные, голые осыпающиеся склоны. Это массив Сыумкев.
Скорость течения заметно упала, если на порогах нас несло более 12 км/час, то сейчас максимум 8 км/час. Это Брежнев время от времени справляется у своего "коммуникатора". С его помощью мы так же развлекаемся бравурными немецкими маршами, очень напоминающие оптимистичные советские песни. Вдохновленные, затягиваем с Игорем "Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведет", потом про красных кавалеристов, про товарища Щорса, который шел израненный, про танкистов и самураев.
Дима и Ромка время от времени начинают плакаться, с тоской глядя на шикарные "ямы", в которых наверняка нагуливает бока хариус. Но на рыбалку нет времени. Видели несколько раз огроменных ушастых зайцев, и все высматривали, не гуляют ли по лесистым склонам овцебыки, заказник которых находиться в этих краях.
Ближе к вечеру, когда река вышла из гор и заюлила по равнине, стало совсем тоскливо. Очень ветрено, холодно. Все устали, начинаем злиться, переругиваться, гребля осточертела, а судя по "прибору", нам еще плыть и плыть до устья Хадаты. Ромка подвывает и жалуется на жизнь. Что ему не дают ловить, что холодно, что Брежнев халтурит. Они меняются местами, но тут же понимают, что "хрен редьки не слаще". Чтобы отвлечься, я прошу Романа рассказать, как он ЗИМОЙ тонул в Баренцевом море во время службы на авианосце. И леденящие подробности отвлекают нас от собственных невзгод и переживаний.
Только в девятом часу вечера доплыли до "овцезаказника" и домика смотрителя. Но, разумеется, уже не пошли ничего смотреть. И наконец-то стали высматривать стоянку на неприветливых топких берегах. Не найдя ничего лучшего, становимся на песчаной косе, палатки приткнули у кустов на травке. Время 21 по Москве.
Ужин готовим на автопилоте. Дети просят долгожданных блинчиков, но жарить их у меня нет сил. Развожу тесто и заваливаюсь спать, безотказная Лялька вместе с Настей и Аней обещает нажарить блинов. Их выносливость меня поражает. Целый день грести и еще чего-то хотеть помимо отдыха. У костра из взрослых задержались только Костя, любитель быть при "кухне", и Ромка. За это им достались удвоенные, а может даже и утроенные порции оладушков со сгущенкой. Утром Костик признался, что вчера он наконец-то наелся первый раз за весь поход. Плохой я завхоз, если у меня люди голодают! "И сахара опять не хватило!".
Костя: То, что сахара не хватило - факт. Разве что лично я к исчезновению именно этого продукта не имею никакого отношения. Сахар я ни дома, ни в походах не употребляю.
9:30, а мы уже на воде. Бьем рекорды.
Опять ветер в лицо. Стараемся держаться на струе, поэтому мотаемся от берега к берегу, вслед за течением, срезать углы не получается. Коварные песчаные мели тут как тут. Замеряем нашу скорость, выходит примерно 5-6 км/час. А нам только по Щучьей сегодня надо будет пройти 40 километров. Так что не расслабляться!
Через полтора часа неожиданно уткнулись в Т-образный перекресток. Вот и Щучья. Она так же, как и Хадата в низовьях, мечется из стороны в сторону в поисках лучшей доли, выгибаясь змеиными петлями. Такие же подмытые высокие откосы с одного берега и стена ивняка на песчаной кромке с другого. Тот же сильный встречный ветер, тот же однообразный, словно заставка, пейзаж.
Переживаю за Анечку, которая гребет почти без перерыва, командир у них суровый. А Лялька подменяет ее нечасто.
Костя: На правах того, кто сидел непосредственно рядом с "девичьим" местом, выскажу свою точку зрения: Алинка работала примерно 40% времени.
Мы с Настей хотя бы чередуемся. Ромка уже все понял, притих. Брежнев время от времени еще возмущается. Требует катер.
Стебаемся по поводу нашего "велотренажера", неНецкой национал-социалистической партии, которую предлагаем возглавить Брежневу после пластической операции, вспоминаем моего "эректильного журавля", а Поплавский - гад, изводит нам душу рецептами жареной картошечки и овощных салатиков. На соседнем кате тоже грезят о котлетках и сосисках, угадывая их в причудливых формах облаков, зависающих над тундрой.
Согреваемся регулярно "зуковкой", но все равно - холод собачий. Мерзнут руки, ноги, хвост. Конца-края не видно. Счёт времени и километрам потерян. Опять проплываем стойбище, но за шкурами уже не тянет, да и людей не видно. Наверное, сидят перед телевизором. Нам тоже для разнообразия показали красочный широкоформатный закат. А душа требует песен. Ромка просит завести ему "трогательные" неНецкие марши. Хмельной Брежнев сообщает, что их есть у него. Достает "приборчик", лихо перекидывая его за спину, чтобы нам было лучше слышно. Тот соскакивает с ремешка и уходит под воду.
"Недолго музыка играла, недолго фраер пировал". Мхатовская пауза, переходящая в минуту молчания. Затем звучит траурный марш. Пи...ц.
Подплывает "Петрович". О случившемся никому ничего не говорим. Мы и так на подозрении - слишком быстро у нас кончается "шнапс". Сашка почти всерьез предлагает плыть ночью. Во мне поднимается во весь рост материнский инстинкт. Деток жалко, да и смысла не вижу. Понятно, нам всем хочется увидеть этот мифический МОСТ, который не обозначен ни на одной карте. Но зачем же такие страсти?!
Тут как раз доплыли и до Малыки. Время 22:00. Это по Москве. Часы мы не переводили, по местному - на два часа больше.
Стоянки на выбор. Или на песчаной кромке перед ивовыми зарослями, полными комаров, или на высоченном глиняном обрыве, где береговая твердь обманчива, стоит на нее ступить, как тут же проваливаешься по ... докуда не жалко.
И так, чертыхаясь, матерясь, ворча и рыдая, проклиная все на свете, и одновременно загибаясь от хохота, глядя на наши раскоряченные позы, мы десантируемся на берег.
Наверху, разумеется, жопа. Но уже на все наплевать. Лишь бы приткнуть палатку. Сумбурный скудный ужин, чай без сахара. И все - скорее спать. Завтра вроде бы Сашка должен поднять в 5 утра.
Чугунная сетка моста показалась над вершинами деревьев ровно через 20 минут сплава. Все наши сомнения и страхи развеялись. Игорь достал сбереженную для такого случая початую бутылочку с вискарём. "Ну, за победу!". Но потребовалось еще часа полтора на то, чтобы подойти к нему вплотную. Все совпало, как и было прописано в отчете С. Дрозда (П. Сломинского) - от р. Малыки до моста 8 км, два часа ходу.
Также с большим трудом находим место для высадки. Плотный на вид "песок" тут же засасывает тебя, стоит только ступить. Меня с Романом и с детьми отправляют разведать обстановку, узнать, туда ли мы попали, где эта таинственная Бованенская трасса.
Вид у нас был сиротский - слегка припухшие чумовые "родители" и бедные дети в старых замызганных курточках, мал-мала меньше. Работяги засуетились, предлагают напоить чаем, угостить. Насыпают нам банку сахара, выдают несколько пачек сигарет. Объясняют, что все правильно - это и есть Бованенская трасса. Успокаивают насчет моей договоренности с машиной. Здесь подводить не принято.
И точно, ровно в срок из-за кустов вырулил на полянку невиданный "лимузин". Мы все рты пооткрывали на это чудо. Белоснежный угловатый кузов на мультяшных надувных шинах. Мужики, разумеется, облазили его вдоль и поперек. Это - "Трэкол". Выпускается специально для езды по тундровому бездорожью. Он намного экологичнее привычного вездехода, да и на бугристой отсыпной дороге, по которой мы ехали, он развивал скорость до 80 км/час и это без всякой тряски. По очереди трепались с водителем Мишей, выслушивая его рассказы о местном житии. И уже через четыре часа были доставлены на лабытнангский вокзал.
Наше путешествие, конечно, на этом не закончилось. Хлебнули все "прелести" вокзального сидения, отсутствия билетов, пересадок и поездной неустроенности. Но, так или иначе, в Москве были через два дня. Как и было обещано.
