Отчет семьи Левиковых-Плясовых-Бакуниных

(Москва – Инта – р. Лемва – Абезь – Инта – Москва)

20 июля – 5 августа 2007 года.

Команда:

«Трапезунд» Кат-4: Галицков Андрей; Готовцев Александр; Готовцева Таня (8 лет); Яковлев Дима ("Манч"); Яковлев Артём (9 лет); Левикова Аня (13 лет).

«Петрович» Кат-4: Левиков Дима ("Ильич"); Левикова Анастасия (17 лет); Хоменкер Алина (12 лет); Плясова-Бакунина Ольга; Даниленко Костя.

«Коми-вояжеры»

Долго выбирали маршрут – «с нами дети»! Долго собирали команду, точнее добирали. Я просила: «Хочу девочку!», чисто из шкурного интереса – помыть, постирать, да и не хотелось одной отдуваться за капризность, стервозность и неумелость женского сословия. По поводу «девочек» особо никто не возражал, но никто и не искал, кроме Костика. Но так и не нашли, ни «девочку», ни «мальчика». Андрей-Адмирал решил посадить матросом Анечку. Это для нас она «малыш», а так – 13 лет ребенку. Теперь у нас только три «обезьянки»: Алинка – наша племянница, Тема Яковлев и Танюшка Готовцева.

Перед «детским походом» сочинилась детская песенка.

Мы едем, едем, едем В далекие края	(Мелодию, я думаю, угадали)
К Полярному Уралу До станции Инта. Красота, красота!
Едут верные друзья	(Т.е. спетая, «схоженная» четверка – Андрей, Дима (Манч), Сашка и Костик)
А еще «зверюшки» – Темки и Танюшки,
Аньки и Алинки,	(См.выше)
Насти, Ольки, Димки.	(А это мы)
Там весело нам будет,	(Ну, еще бы! Пятеро детей, двое – самых мелких – впервые… И если судить по прошлогоднему походу – обхохочемся. Для этого должно быть дождливо, холодно и хронически сыро. Так как мной выявлена четкая корреляция между всплесками веселья и вышеперечисленными условиями)
Там будем песни петь,	(Ну, это обязательно. С нами Манч, и гитара, и Костик, и мы на бэк-вокале)
Там будем на природу
Мы целый день глазеть.	(И это точно, никуда от неё не деться!)
Там дикие просторы, Там быстрая река.
Там пасмурное небо и тучи комарья!	(УЖАС! У нас на пятерых – 9 баллонов репеллента. 10-ый выложила в последний момент. Его-то и не хватило. В последний вечер травили мошку средством против клещей)
НО,
Красота, красота! До свидания Москва! Впереди пороги, горные отроги, .
Комары и мошки, мокрые одежки	(Навеяно опять прошлогодним двухнедельным дождем на том же самом Приполярном Урале. Под конец похода на мне не было не одной сухой вещи. Только спальник. Поэтому в этот раз тщательно подбираем амуницию. Покупаем новые куртки и непромокаемые штаны, с запасом берем теплые вещи)

И никаких купальников!!! Под конец не удержалась, бросила все-таки в рюкзак крем от загара. Результат – 6 часов гребли под проливным дождем! Если кто не понял, то это у меня такая примета. Хотя, как выяснили в ходе многочасовых опросов, на Урале все приметы к дождю.

Костя: Данное правило эмпирически вывел Ильич, и оно заслуживает включения в "Жемчужины мысли народной" (собственно, уже заслужило).

В ТНБ уже давно быо замечено, что самый сильнй дождь идет из просветов. Ильич в свойственной ему образной манере, с одной стороны, расширил наблюдение, с другой, локализовал его географически.

Наконец то добралась до поезда.

Полтора суток можно пропустить.

Ели, пили, спали, преферанс, а для детей более педагогичное UNO – те же карты, только циферки, кружочки и cтрелочки, и шуму, крику, как в футболе.

Скорее в Инту!

Погода, как и обещали метеосводки – сыро, холодно, пасмурно.

Машину для заброски заказали из Москвы, нашла добровольца по инету. Даже аванс ему перевела. Некоторая неуверенность все таки присутствует, вдруг «кинет». Но Геннадий Коковкин сработал идеально. Встречали нас опять у вагона. Машина – «за углом». «Вахтовка» разрисована, как цирковой фургон – ярко, задорно, избито рекламно – «Любой каприз за ваши деньги!»

Наш каприз заключался в том, что мы попросили подселить к нам в вагончик еще одну группу из 4-5 человек, а то как-то неуютно, неудобно – разве это заброска!

Первый раз как было? В гари, пыле, тряске, как в бочонке. Голову между коленок зажимать приходилось, чтобы вздремнуть! В том году тоже – вповалку, поверх рюкзаков и досок с гвоздями, да еще подмочило немного, когда Кожим бороздили. А тут вошли – культурно так – скамеечки, столик, в кабину только не пускают.

Нееее, непорядок! Мы так не привыкши! Так, что теснее, теснее, товарищи! Кто под лавку, кто на лавку, на коленки, на рюкзаки. Надо выручать своего брата-туриста. Вот у них нестыковка вышла. Дата стыковки не совпала. Их ждали вчера, а они на сутки позже приехали. Ну, и запил водила с горя, а может и с радости, что не пришлось очередных охламонов в горы тащить, машину гробить.

Еще один каприз. (Ну и капризные попались!)

«Нас, пожалуйста, в супермаркет. Ну, там «Рамстор», «Метро»… Ну, что там у вас поблизости? А, вот это деревянное, подслеповатое, с покосившимся крылечком? Сойдет!

И водка какая то странная… Даже трезвому не сразу выговорить: «Сык-тыв-каррррр». Ну, да ладно, выбора все равно нет.

Пожалуй, вот всю полочку и возьмем… Ну, еще наливочки, коньячку, винца для глинтвейна и ПИВА!» Детям – «чупа-чупс», чтоб не ныли, завхозу, т. е. мне – сахар, масло, хлеб, сколько нашли.

Это нашествие пришлось совершить, потому что из-за обилия вещей и детей решили дозакупить продукты на месте. Забыв, что в город не попадаем, а станционные магазинчики убоги и скудны.

«Сык-тыв-как-ее-там» оказалась жуткой гадостью, даже настоянная на дарах природы, и получавшая по этому случаю поэтичные наименования: «Апельсиновка» – жуткая гадость со вкусом апельсиновой корки, «Гонобобелевка» – жуткая гадость изысканного рубинового цвета, «Ёловка» и «Можжевеловка» – жуткая гадость, отдаленно напоминающая утро в сосновом лесу.

Ильич: Да не то, чтобы совсем гадость. «Ёловка» и «можжевёловка» были и вправду так себе, «апельсиновка» получилась более или менее ничего, а «гонобобелевка» так и вообще шла на ура. Особенно после 2-3-4-ой кружки. Впрочем, я не люблю джин.

Дорога до реки

В поезде, понятное дело, сильно устали. Так устали, что даже пиво не пилось. Тем более, что водитель, в отличие от прошлогоднего, был суров. Остановив через полчаса после выезда, строго предупредил, чтобы мы полтора часа сидели тихо, терпели, и его звонками для экстренной остановки не беспокоили. Народ притух и проникся.

Время от времени во мне просыпался педагогический запал и я привлекала внимание детей к пейзажу за окном. «Смотрите, это тайга. А это болота. А это настоящая мошка». Виды были скучны и однообразны. Березки и осинки, до боли знакомые, с двух сторон облепили дорогу, проложенную легендарным Тумановым. Когда въехали на перевал, я закричала: смотрите, это настоящая тундра! Но чем это лысое открытое место отличалось от наших полей, определить было трудно из-за тумана, хотя, возможно, это был вовсе не туман, а облака. А кто из нас раньше ездил на машине через ОБЛАКА?

Добрались и до Лемвы

Дорога оборвалась прямо на самом берегу реки, тут же небольшая утоптанная поляна. По периметру заросли того самого гонобобеля, вездесущего иван-чая, молодые промокшие насквозь елочки, ближе к воде тонконогие раскидистые кусты ивняка. Вокруг холмы, обросшие лесом, быстрая шумная река, несущаяся откуда-то из-за поворота мимо нас с такой скоростью, будто ее преследуют. Где-то там за поворотом и горы, но нам их совсем не видно. На противоположном берегу уходящая вверх каменная дорога. Это и есть дорога на марганцевый рудник – основной ориентир заброски. Серые сыпучие склоны засажены зелеными пирамидками елей. Небо застиранной тряпкой полощется над долиной, того и гляди ливанет.

Вывалившись из «вагончика», все дружно побежали смотреть какая она – Лемва. Детям уже все ясно. Их грязно обманули. Это не Рио-де-Жанейро, и даже не подмосковная Переплюйка с прогретым на отмели песочком. Нашим-то не привыкать, а вот у новичков напряженно вытянувшиеся лица. Танечка все-таки с робкой надеждой интересуется, а купаться здесь можно? Добрый папа Саша отвечает: конечно можно, только сначала надо развести костер и поставить палатки. Детей надо постоянно озадачивать, что бы у них не оставалось времени на серьезные вопросы о смысле бытия.

Костя: Той же позиции придерживается российское офицерство относительно солдат...

Наши попутчики быстро собрались и уплыли. (Больше мы с ними не пересекались, один раз, правда, углядели вдалеке одну из «Щук», но догонять не стали).

На полянке остались только наши палатки, и палатки двух мужиков, которые обосновались там раньше. Выпили за соседство, за мир и дружбу. У них впереди три недели. Торопиться некуда. Но утром они нас тоже покинули, сняв огромный уютный красный тент, натянутый над самодельным столом.

Привычно быстро обустроились, обжились. С четкой периодичностью группируемся у стола. Этакий затянувшийся пикник на лоне уральской природы. Но все-таки мы сюда не затем приехали, вытрясли из рюкзаков баллоны и растянули их на земле, на большее в первый вечер были не способны.

С утра развернулся вялотекущий стапель. Суда собирали без азарта, враскачку, бессовестно используя детский труд. Кажется, два дня? (Это все «сык-тыв-будь она неладна». У меня все признаки токсикоинфекции. На утро еле ползаю, в состоянии есть только сладкий чай и Смекту.

Вечером, поддавшись на уговоры, сыграли с детьми в «Мафию». Вначале нехотя, «из одолжения», лениво. Потом разошлись, вошли в образ. Стали кричать, хохотать, спорить, сердиться и жулить. Не могу также не рассказать поучительную историю, в назидание подрастающему поколению. Учитесь дети! Лев Толстой отдыхает.

История о «желтой метке»

Димка – («Илич», в Темкиной интерпретации), собирая редкие в этом месте дрова, промочил насквозь свои трекинговые ботики, я, из самый лучших побуждений, поставила их к костру – подсушить. Не уследила, спохватилась, когда на расплавленном заднике выгорела приличная дыра. Ильич плакал и убивался, я заламывала руки, посыпая себе голову пеплом. Но Димка-Манч, «огнетушитель» ссор и конфликтов, вызвался залатать прореху, что виртуозно и исполнил. Теперь мой муж щеголяет в ботинках, отсвечивая призывной желтой пяткой.

С погодой все нормально. Ночью и утром дождь, прохладно.

Отплытие. Первый день на воде

Первые впечатления от реки – «некогда»! Все стремительно. Не успеваем, не догребаем, не замечаем… На крутом повороте не успеваем соскочить со струи, понимаем, что сейчас навалит на берег, занесет под кусты. Взгляд упирается в толстый ствол дерева, зависший почти над потоком. Как я оказалась в воде, как забралась на кат – ничего не помню. Молнией вспыхивают мысли: «снесет голову!», «нельзя подтягиваться сломанной рукой», «Главное, идиотка, не упусти весло!». От напряжения судорогой так свело ноги, что их уже не чувствуешь, но бьется в голове: если больно, значит жива, не утонула. Что с остальными, как Настя, Алинка в эти секунды – ни одной мысли. Только когда «встала» в упоры, оглянулась. Все на месте, Настя – без весла. Дима командует «вперед!», догонять прыгающее на волнах весло. Как ни странно, догнали.

Взбодрились! Собрались. Сзади поступают невнятные команды, я нервничаю. Смотреть по сторонам некогда. Какие-то заросли, река несется, растекаясь руслами среди галечных отмелей и кустов.

Второй кат нырнул в другую протоку, наши пути на время разошлись.

Ребят долго нет. Решаем пристать и подождать. Вскоре выясняем про их страшную находку: погиб парень из Инты. При невыясненных обстоятельствах упал с катамарана. Ребята нашли тело, лежащее на отмели. Сбегали по берегу назад к группе, которая разыскивала пропавшего товарища.

Скоро долина реки определилась, то слева, то справа вырастают скальные стенки. Такой мощи, как на Балбанью-Кожиме, конечно, нет, но тоже несет хорошо. Наш несхоженный и «бескомандный» экипаж на поворотах выручают «отбойники». Камни «цепляем» регулярно.

Облюбовав галечную косу, встаем на обед, напротив – скалистый берег. Ребята пробуют ловить хариуса. Греемся на солнышке, разоблачаемся, так как поутру я на себя и на девочек натянула почти все теплые вещи, было холодно и промозгло. Но понежиться не удалось, Костя обнаружил в баллоне огромную дыру. Шкуру прорезало почти по всей диагонали. Пока обедаем, мы шьемся и клеимся, практически самостоятельно. Манч, введенный в заблуждение ярким солнцем, кажется, успел искупаться.

Дальше река совершенно не напрягает. Течение хоть и сильное, и встречаются отдельные перекатики и крутые повороты, но при такой ширине вписаться можно при любом заходе. Скалы не так захватывающе грандиозны и разнообразны, как на Кожиме. Кривоногие березки, изогнувшиеся в самых причудливых позах, застыли на каменных стенках, покрытых мхом и лишайниками, выше – частоколом стоят неприхотливые ели. Иногда встречаются почти равнинные среднерусские виды. Будто луговины, заросшие иван-чаем, и мягкие изгибы темно-зеленых холмов вдалеке. Был участок, растянувшийся на пару или даже более километров, когда мы плыли вдоль выгоревшего широкой полосой леса. Солнечно и совсем не холодно.

Достаточно долго высматривали место для ночевки. Наконец адмиральский кат зачаливается в какой–то невразумительной бухточке, на мысу. А наверху неожиданно, вполне приемлемая полянка. Но Костику почему-то не по душе. Здесь же – первые грибы и первые ХАРИУСЫ. Поймал, конечно, Ильич. Дети тут же кинулись «кидать» спиннинги, но кроме запутанных лесок, это ничем не кончилось.

Вечером мои жалобы на тяжкую долю, доставшуюся мне на нашем судне. «Никто меня не понимает, и не любит. Сами не командуют, и мне не велят».

Второй день на воде

Хоть стояли в довольно приятном и красивом месте, Андрей торопится отплыть поутру. Кстати, к завтраку он уже поймал пару хариусов и они тут же были зажарены и съедены.

Торопимся собраться и мы, но вещи расползаются, не слушаются. Теперь наша семья рассредоточена по двум палаткам. В маленькой андрюшиной «двушке» я с Димой; девчонки в нашей «трешке». Рюкзаки, гермы, сумочки, пакетики, расчески и проч. кочуют из палатки в палатку. Кочуем вместе с ними и мы. Укладываемся последними.

Ребята, нас не дожидаясь, отплывают. Наш катамаран зачален не очень уверенно, в небольшом улове, образованном выступом каменной плиты и берегом. В какой-то момент струя, огибающая скалу, достает до кормы и срывает кат вместе с Костиком, найтующим на нем вещи. Ни лялькиных, ни моих сил не хватает на то, чтобы удержать его, тем более что другой рукой я пытаюсь держать еще не застегнутый рюкзак, норовящий сползти в воду. Зовем истошно Димку. Костя просит кинуть ему весло, но до весла еще надо дотянуться! Димка прибежал, кат перечалили в более надежное улово, наверное, поэтому и забыли забрать с прежнего места брошенные в траве топор и костину хопу. Выловили соскользнувший в воду наш драгоценный «стульчак» – чуть ли не главный костин раздражитель. Хочется перефразировать старика Чехова: «В походе должно быть все комфортно – и одежда, и обувь, и даже…» – ну, вы меня поняли.

Переругиваясь, усиленно гребем, стараясь догнать ушедший вперед катамаран. Оставляем справа приток, вырывающийся на простор Лемвы из живописных каменных ворот.

По реке скалы все реже и реже, а русло все шире и шире. Тем радостнее покататься на волнах, плещущихся вокруг одиноких утесов. Там же пытаемся ловить рыбу. Но, видимо, у хариуса другая прописка и другие планы на сегодняшний вечер.

Оглянешься назад, а там синие горы подпирают горизонт. А мы все куда-то плывем и плывем, дальше и дальше от этих гор. То солнечно, то пасмурно, время от времени капает дождик, но не сильно, не всерьез.

Сашка, по-моему, главный инициатор сбора грибов, и мы время от времени пристаем к каким то кручам и лазаем на них. Красноголовые подберезовики торчат во мху, как путеводные звезды, заманивая в глубь. А «глуби» полны комарами и мошки – без накомарника загрызут. Устремляемся туда короткими рейдами и быстрее на воду, на ветерок.

Костя: Не могу согласиться с последним словом. Не было указанного природного явления на данной реке в том году. Ни на воде, ни тем паче в лесу. НЕ БЫ-ЛО.

Сколько грести и докуда – неизвестно. Андрей уже никуда не торопится. Так, что все чаще квадрамаранимся, непедагогично выпиваем и закусываем.

Хороших стоянок не видать, вернее никаких тебе песчаных пляжей, никаких полянок, опушек, лужочков, прогалинок, «пятачков» и проч. не видать. Есть только «кручи», заросшие ерником, с небольшой полоской камней по берегу, наверху – тот же ерник, кочки да канавки и дерево на дереве – тайга одним словом. Да огромные галечные острова, поросшие ивняком, от которых все время надо уворачиваться, выбирая для обхождения наиболее глубокий фарватер. Так что, в конце концов, встаем просто наобум. Во всяком случае, мне так показалось.

«Обум» при более внимательном рассмотрении оказался довольно уютным. Траву вытоптали, сушину нашли, комаров и прочую нечисть разогнали костром и репеллентом. Наварили макарон с тушенкой, зажарили грибов, разлили и… жизнь наладилась. Под вечер Танечка немного поплакала – захотелось домой, к маме, но ее быстро привели в чувство. Уже перед самым отбоем, только мы с Димкой разделись и забрались в спальники, как в палатку пролез Манч и драматическим шепотом потребовал срочной медицинской консультации. Услыхав, в чем дело, я запаниковала, так как при воспитании двух девочек с подобными осложнениями сталкиваться не приходилось из-за отсутствия самого объекта поражения. Пришлось Ильичу врачевать хнычущего Темку и успокаивать испуганного Манча. На утро крем-вредитель был предан огню.

Куплет 2-й, пророческий

Нам не страшны пороги	(тем более, что их на Лемве и не было)
Дожди и холода.	(зимние шапки, перчатки, лыжные костюмы и резиновые сапоги надежно нас защищали от уральских непогод)
Мы будем с вами греться у жаркого костра,	(это будет чуть позже)
Ловить большую рыбу	(«Хариус! АУ!»)
Пить воду из реки,	(не рискнули это сделать только на Усе)
Узнаем, что вкуснее тушенки нет еды!	(А жареный хариус, а оладьи со сгущенкой, а соленые грибочки?!)

Поддавшись на уговоры Костика, увеличила раскладку по сравнению с прошлогодней.

Костя: Гнуный поклеп! Максимум, на что я был способен – добродушное ворчание: морят, мол, голодом, ироды. Даже не думал о том что это может быть воспринято всерьез.

С чаем тоже вышла промашка. Почему-то всем захотелось взбадривать себя чифиром, а раскладочные 5 грамм на чел./раз показались недостаточными. Так что чаеманы были недовольны.

Костя: А вот это святая правда.

День следующий

День начался с нашего с Димой дежурства.

О дежурствах. Что бы не остаться голодными и иметь хоть что-нибудь, кроме сухарей и кипяченной воды удобоваримое на завтрак, обед и ужин, Андрюша очень прагматично расписал дежурства:

Я+Дима
Саша и все дети, младше 14
Андрей+Костя
Манч+Настя

Правда, Темка все время порывался дежурить с папой и ускользать из-под ястребиного сашкиного крыла. Ему быстро объяснили, что с Адмиралом не спорят, и его дежурства с папой – дело доброй воли, а прогуливание общественной повинности чревато суровыми последствиями. Так что Темка у нас дежурил больше всех остальных.

Погода в тот день с самого утра была замечательная – солнечная и теплая. Река сверкала и искрилась на солнце брильянтовым брюхом, зазывая унестись вместе с ней к неизведанным прекрасным берегам, засиженным хариусом, засаженным грибами и морошкой, где теплые волны щекочут белоснежный песок. Поэтому скорее, скорее опустим всю бытовую мелочь! Тем более Адмирал скомандовал – «Дневка! Ищем место».

Первую прелестную полянку нашли почти сразу, но адмиральская интуиция погнала нас дальше. Сашка только прихватил огромную запутанную сеть, обнаруженную Ильичом на берегу. Слазив на очередную кручу за грибами и проплыв немного, нашли то, что искали. Длинная каменистая отмель, луговина, моховой ковролин под палатки, в глубине сцены – пушистые елочки (лиственницы?).

Ильич: Елочки!!!

ДНЕВКА! Ради этого дня отдыха мы забрались в такую даль: сутки – больше! – в поезде, на «вахтовке» через тайгу и облака, сплав по дикой реке – и вот она – Земля обетованная! Я, например, почти целый день провалялась в палатке с книгой и бутылочкой заветного портвейна. Настя устроила фотосессию. Костя реанимировал свою палатку. Это удивительно минимизированное сооружение чуть больше спальника, приподнятое у изголовья дугой. Это дуга и переломилась. Костя провозился почти до вечера, что-то выпиливая, строгая и прилаживая, пока в этот процесс не вмешался рукастый Сашка и не помог ему.

Костя: Палатку Bask Single я купил осенью 2005 и с тех пор брал ее в три похода, не считая ночевок на дачах. И вот… посыпалось. Для знатоков – сломалась большая дуга в четырех местах, по обе стороны от согнутых звеньев. Причем сломалась не сразу, а на трех стоянках. В момент лишь одной из четырех аварий я находился внутри палатки, а в двух случаях из четырех меня даже не было рядом. Иными словами, разрушение дуги не вызвано внешним воздействием.

Были испробованы следующие приемы: скрепление дуг гвоздиками (толстые гвозди не влезают, тонкие гнутся); внешние шины (кроме гвоздей, ничего не подходило, а гвозди на гладкой поверхности не фиксировались, даже лейкопластырем); тонкое дерево (ива?) вместо дуги (на худой конец сошло бы, но о защите от сильного дождя пришлось бы забыть).

Наконец, я возрадовался, что добыл и взял с собой трубочку того же диаметра, что и в ремкомплекте. Пришлось пилить ее на несколько частей и использовать как внешнюю шину. Дуга дожила до конца похода, хотя возить ее пришлось отдельно.

Как владелец и пользователь двух палаток фирмы Bask, могу завершить пассаж следующими выводами:

• Палатки Bask были бы идеальны, если бы имели более прочные дуги;
• Владельцы палаток указанной фирмы! Обязательно имейте с собой стандартный ремкомплект, дополненный двумя-тремя такими же трубочками!

Остальные мужики играли в «рыбаков и рыбку», пытаясь закинуть невод. Распутали найденную сеть, привязали к ней поплавки – опорожненные пластиковые бутылки; грузики и, руководствуясь только теоретическими знаниями, старались то растянуть ее вдоль противоположного берега, то перетянуть поперек реку. Обошлось без жертв. Мы с Костей, как полководцы, наблюдали за этим действом в подзорную трубу.

После ужина, как водится на дневках, культурная программа. Пели увлеченно, долго. Хитами были: «Песня про ежика» и «…одуванчиков дым…». Манч и Костя солировали. Особенно проникновенно был исполнен старинный русский романс «Не уходи…», призывно огласив таежное безмолвие томными кошачьими голосами. (Можно послушать в записи).

Костя: Ой, лучше не надо.

Сашка и Димка-Ильич, от избытка чувств, запалили огромный костер, притащив с берега целый «драконий» остов – обглоданную водой и солнцем лиственницу.

Ильич: Сухой еловый корень (2 шт.)

По палаткам расползались.

Дневка (Полноценная)

Вчера была просто репетиция, вечер пятницы – T.G.Fridаy! А сегодня-«суббота»-банный день. Я, наверное, опять целый день валялась в палатке – болела. Почти никаких воспоминаний. Только БАНЯ и как я пеку оладьи под проливным дождем. Это традиция: после бани – оладьи.

Баня в походе – вообще хлопотное дело. Поставь тент, даже если он уже готовый, как у нас. Сооруди печку, топи ее целый день. Следовательно, дрова. Мужики при деле, а ты подноси им «горючее». Потом вскипяти воду, принеси, унеси, опять вскипяти, помой голову себе, Ане, Алине, Тане, помоги Насте. «Оля! Где наше мыло, мочалка, полотенце, мои трусы?!».

А тут еще и оладьи… В общем, как для лошади праздник.

НО….

Упасть в ледяную воду разгоряченным, пропаренным веником телом, голой, как рыба, завизжать от восторга, придав себе мужества. Выскочить и стрелой – опережая комаров – в нереальный банный уют, и там горячей водой отмыть себя и обновленной сидеть одиноко, в тиши и полной земной благодати на берегу дикой таежной реки. Вот…

На следующий день после дневки

Утром не торопясь отплываем. Первым делом надо проверить сеть, собрать улов. В том, что он есть, по-моему, никто не сомневался. Димка в азарте чуть не упал с ката, пытаясь подцепить сети. В глубине что то билось и рвалось – явно БОЛЬШАЯ, ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ рыба. Но с огромным трудом вытянув из воды кусок невода, оборвав большую его часть, ничего не находим. Пусто.

Что ж, вперед! Туда, где водится крупный жирный хариус, рвет поводок щука, колосятся грибы и ковром стелятся ягоды.

К Ильичу много вопросов. Но все они сводятся к одному: «Где хариус, брат?».

Но что у него резонный ответ: «А два туза в прикупе?».

Примечание автора (Оля): Поезд. Преферанс. Димка сдает Манчу два туза в прикупе. По общему мнению, без мухлежа не обошлось. Но Манча это не спасло, он залез в гору, умудрившись остаться без двух на «восьмерной».

Костя: Манч не виноват! Таких кривых раскладов – один на сотню. Кажется, три в ноль и четыре в ноль на одну руку.

Предыстория, почти мифическая, рассказанная ночью, в тамбуре, неизвестным попутчиком

«Есть в наших местах такая рыбка – хариус. Поймать его может не каждый. На обычную снасть его не возьмешь! Рвёть! Спиннинги гнёть в дугу и ломаеть! Выходить на берег, бьёть мужикам морду, пьёть водку и, грязно матерясь, уходить обратно в реку!».

Чего только спьяну не померещиться! Но запало… задело… не давало покою…

«Два катамарана! 6 спиннингов!! 2 кг блесен!!! 2 туза в прикупе!!!! ГДЕ ХАРИУС, брат?!»

Хариуса не было.

Сволочь…

Так как на реке пропали классические хариусные перекаты, Димка решает поменять блесну и ловить более вероятную щуку. Но и щуки не клюют, зато грибов море; честно говоря, они уже поднадоели. На ужин опять после традиционной тушенки – грибное рагу. Тоже уже традиционное.

Встали мы тогда на ночь чуть ниже (мин. 20) впадения притока р.Грубею. (Интересное название, как угроза или серьезное предупреждение).

Вечер запомнился соревнованиями по прыжкам в длину и по отгадыванию хитроумных андрюшиных загадок. Так сложилось, что Андрей в этом походе стал нашим вольнонаемным «нянем». Дети вечно толпились и прыгали вокруг него. То они играют в салки, то в «догонялки», то скачут, чем-то кидаются, то он их крутит, ухватив за руки-за ноги, то начинает спарринг с Темой, то уже дети строят пирамиду, используя Андрея в качестве постамента. Все довольны, а родители отдыхают.

День последующий

Река, как ни странно, все та же – Лемва. Долина ее теперь расползлась метров на 300. Струя кочует от берега к берегу, намывая посередине огромные острова.

Из достопримечательностей этого дня: шикарная картина далекой грозы, выполненная в классической манере, скорее акварель, чем масло. И целая коллекция «уникальных» окаменелостей, собранная детьми.

Из любого похода всегда хочется привезти что-то «на память», что-нибудь более полновесное, материальное, помимо фотографий и впечатлений. Так, на Кожиме я обходила берега в поисках золотых слитков: «моют» же тут золото; к сожалению, не повезло, наверное, уже все смыли.

На Лемве я предложила детям поискать следы ископаемой флоры и фауны, отпечатанной в камне, и просто камушки интересной необычной формы – вон какая прорва этих камней под ногами. Они с энтузиазмом подхватили идею. И если Тема честно интересовался, можно ли будет оставить находку себе и не сдавать в музей, то более прагматичная Татьяна живо спросила, почём нынче на рынке окаменелости и сколько можно выручить за «следы динозавра».

В короткий срок были найдены: каменный нос, каменная утка, с десяток совершенно окаменелых яиц этой самой утки, пара булыжников с тайной клинописью (еще один нашла лично я, но оказалось, надпись на нем совсем свежая – получасовой давности, выполненная хитрюгой Настей), камушек с таинственными бороздками, предположительно процарапано динозавром, и целые пригоршни разноцветной гальки, осевшие в карманах Алины.

Но это еще не все.

Самое главное.

Именно в этот день, именно на этом участке – за Грубею и немного ниже Харуты – попёр ХАРИУС!!!

Первые характерные «всплески» заметили мы с Лялькой. И тут же Андрей поймал первую рыбу. С этого момента Ильич положил весло и целиком предался рыбалке.

Ильич: До пойманного Андреем хариуса я, признав пейзаж щучьим (окуневым), но никак не подходящим для благородного хариуса, прицепил большую «щучью» блесну и безуспешно обстреливал ею воду вдоль заросших травой берегов. Увидев, что Андрей вытащил именно хариуса, я вновь сменил блесну и…

Хариуса тянули одного за другим, соревнуясь катами. Он действительно какой-то здесь странный. Живет совершенно не там, где ему положено. Ловится иногда почти у берега, в малопрозрачной воде. Именно так с берега детьми Темкой, Анечкой и Таней было выловлено энное количество рыбы вполне приличного размера. Манч воздел руки в благодарной молитве – выполнена программа максимум – Темка поймал рыбу. «Мой сын поймал ХАРИУСА! За это срочно надо выпить!». Потом пришлось пить за дочерей, причем за Анечку трижды.

Стояли тогда на очень неплохом продуваемом пригорке, почти сразу за Харутой.

День следующий за последующим

Собирательство заразительно. Оказывается, долгими зимними вечерами Андрюша занимается рукодельем. Лавры Папы Карло не дают покоя. И вот, Костя, обходя дозором окрестности, нашел здоровенную капу.

Энциклопедический словарь: «Кап – наплыв на стволах, ветвях и корнях деревьев, возникающий в местах обильного развития побегов и разрастания тесно сидящих придаточных и спящих почек. Материал для столярных, резных и токарных изделий».

Капа – накладка для защиты губ и зубов от повреждений. В настоящее время используется во многих контактных видах спорта (бокс, хоккей, баскетбол, и т. д.).

Река широченная, теперь стараемся держаться раз выбранного берега. Исчезли «кручи», а с ними и грибы. Зато клюет хариус. К обеду наловили 9 штук. 5 поймал Ильич и 4 рыбаки «Трапезунда» сообща. Тут же почистили и зажарили. Кто-то «выбросил» виски. Обедали в тот день кажется, часа два. Рыбацкий азарт настолько заразителен, что даже я и Манч пытались ловить рыбу. Димке повезло, мне нет.

Здесь же для Алины нашли кап, похожий на заросшее грязью ухо. Она тут же принялась его скоблить и чистить, посвящая этому занятию все свободное время, а свободного времени у пассажира ката хоть отбавляй. Постепенно «ухо» стало чистое и гладкое, как вываренный мосол.

Пейзажи однообразны, монотонны. Течение хоть и несет само, но грести все равно надо. Утомительно. Хариус постепенно пропал. Долго, очень долго не могли найти место для ночлега. Хотели даже подняться по Пане вверх. Но Андрей сбегал и сказал, что там те же заросли с комарьем. Наконец, выбрасываемся на бесконечном каменном пляже, забираемся на «полочку» – там заросшая высокой травой поляна. Встаем, дальше плыть и искать не имело смысла, скоро стемнеет.

Некое предчувствие «конца». Объявляется «коммунизм» на сухари и сало, всем раздается повышенная норма сладостей. Сашка выделяет пачку сигарет Ильичу, который пошел в поход с мужественным желанием «бросить курить», а потом по какой-то причине передумал. Вначале он выкурил все мои сигаретки, потом «стрелял» и заискивал то перед Манчем, то перед Сашкой, предлагая всякие мелкие услуги – от мытья тарелок до выбрасывания «бычков». (Манч до того привык, что уже на антистапеле, в Абезе, вдруг заметался, не зная куда пристроить «бычок», желающих его докурить и выбросить не оказалось).

Я достала из недр рюкзака фальшфейер. Когда-то он был куплен для похода на Камчатку, должен был отпугивать медведей. Но Камчатка отменилась, а фальшфейер регулярно сопровождал нас в походах. Повстречать медведя мы уже отчаялись, поэтому решили запустить салют в честь прохождения реки Лемвы. Вручила его Сашке, и он, подобно Прометею, осветил огненным факелом уральское небо, под наше истошное и многоголосое «ура».

Вторая дневка

Как выяснилось вчера, мы уже почти приплыли. Где-то недалеко поселок Епа (хотя мне больше нравиться называть его Ёпа, так созвучнее), а оттуда по отчетам часов 5 до Усы. Поэтому объявляется дневка.

Солнечное и почти жаркое утро. Я собираю детей в «экспедицию». На походном языке это называется «радиалка». Но это серьезно, это для взрослых. Нам предлагают маршруты и цели. Но «экспедиция» – это всегда путь к неведомой цели, без всякого маршрута и часто без всякого смысла. В «экспедициях» обычно находят то, чего и не искали, и не находят то, за чем пришли.

Кладем в рюкзачок сухой паек, т.е. всякие вкусные заначки и «неучтенки», и отправляемся в путь. Мы скакали по камням, продирались сквозь заросли, нашли тихое «мертвое» озеро, прокладывали тропу там, где не ступала нога человека (уж этим летом точно), видели следы страшных диких зверей (предположительно, полярного тигра и приполярного медведя), таинственные деревянные шесты на лугу, подобные камням Стоунхенджа, высокую скалу, и наконец, решив, что миссия «экспедиции» выполнена, устроили пикник на лугу под деревом.

Идем гуськом раздвигая высокую траву, Таня уверенно идет первая. Я говорю Теме, давай ты пойдешь замыкающим. Будешь нас охранять.

- Я не пойду последним!
- Почему?
- Не хочу.
- Боишься?
- Нет, просто не хочу.

Останавливается и ждет, когда я обойду его. Перед этим я им показывала примятую траву под деревьями и сказала, что здесь, наверное, лежал какой то крупный зверь. А в существовании полярного тигра уверены все младшие дети.

Настя: Накануне мной была рассказана страшная история о грозных полярных тиграх, подтвержденная (под страхом лишения сладостей) «бывалой» походницей Аней.

На обратном пути, пытаясь как то оправдать звание «экспедиции», стали подбирать камни. Нашли парочку «яиц динозавра». Но Костик внимательно изучив их, нас разочаровал.

Остаток дня валялась на пляже. Впрочем, не я одна использовала его по назначению. Некоторые даже пробовали купаться и загорать.

Вечером наблюдали, как луна совершенно нереальных размеров выкатилась из-за леса, зависла над рекой. Мы все, дружно похватав фотоаппараты, бросились ее «снимать». А тут другое чудо – туман, белым облаком накрывший озерко. И закатные облака, будто разодранные знамена красными мазками разукрасили остывающее небо, многократно отразившись в убегающей на запад Лемве.

Предпоследний день

Вот оно. Все покатило под гору. С сегодняшнего дня цель – поезд Инта-Москва. Последний «раскладочный» завтрак, не потому что завтра уже не будет завтрака, а потому что завтра он уже будет другой. Другой – потому что «каша надоела», потому что скоро магазин, потому что осталось много изюма или сахара или чего-то, наоборот, не хватило. Завтра сработает принцип – «лишь бы дотянуть». Но сегодня – день ПРЕДпоследний. «Ходовой». Значит, все по правилам.

Интересно. Нас привели в «походы» дяденьки, ходившие на плотах, в брезентухе, и понятия не имеющие о неопрене, гор-тексе и проч. в романтические 60-70 годы. Ребята «пошли» позже, лет примерно на 20 – другое поколение. А «раскладка», слова – «дневка», «пережор», «хопа», «заброска» и др. – те же, распорядок, порядок – очень многое совпадает. Что это, традиция? Суровая необходимость? Пустая условность, которая поддерживается искусственно? Лет через 20 будет ясно.

Неприятный сюрприз. Костя (опять этот Костя, и что ему не сидится!) обнаруживает один из баллонов нашего ката полностью сдувшимся. Приплыли… Причина вскоре найдена. Отклеился «сосок». По версии Андрея, слишком усердно качали баллоны. Что-то там нахимичив, надули. Я волнуюсь, не доверяю. Но Андрей успокоил: «Все правильно. Доплывете».

Покидаем наш облюбованный берег. До Епы по карте – рукой подать, но плывем, плывем, а етой Епы все не видать.

Пытаюсь вспомнить, что читалось в отчетах. Здесь был лагерь. Добывали какую-то руду. Деревня и разработки должны быть по разные стороны реки. Содрогаешься от мысли, что здесь можно жить, работать, не просто «работать», а пахать, как лошадь, выживать и даже выжить.

Наконец, справа берег круто пошел верх, там, на верху угнездилась деревня. Причалили. Странное дело. До чего мы все-таки социальные существа. Что нам эти серые выбеленные дождями и снегами избы, эти другие люди, эти жалкие следы комфорта и цивилизации? Но как мы все обрадовались! Как засуетились, засобирались! Чуть ли не наперегонки устремились в деревню.

Ильич: Там же может быть ПИВО!!!

Настя: А также CoCa-Cola и сникерсы.

Только флегматичный Костя и ответственный Андрей остались на берегу. Мы же все побежали вверх по исхоженной утоптанной дороге.

Я отстала, как всегда, пленка закончилась на самом интересном месте. Иду по деревянным мостовым, прогнившим, перекошенным. Большинство домов заперты, хотя огородики засажены картошкой. Кругом ржавеет колхозная техника – трактора, сеялки, остовы машин.

Очаги культуры: вросший в землю перекошенный домишка, облупившаяся надпись «Епенский фельдшерско-акушерский пункт», такая же надпись над таким же покосившимся крылечком с закрытой на тяжелый замок дверью – «Сад-ясли».

Вижу, что обаятельный Манч уже разговорился с одной хозяйкой. Купил у нее молока, она оказалась по совместительству и хлебопеком. Проводила нас в пекарню. Вынесла необыкновенной вкусноты хлеб, буханку которого мы тут же и умяли за обе щеки. У нее 5 детей, 7 внуков. Лето они проводят здесь в деревне. Зимой учатся в интернате.

Магазин. Над дверью, где у нас обычно прибивают подкову, висит веер из перьев какой-то птицы. Крошечная темная комнатка. Настолько наше представление о магазине не совпадает с этой сумрачной кладовушкой, где товары расставлены по скамейкам, что мы растерялись. Не знаем, что можно спросить. Нам начинают предлагать:

сигареты, мыло, зубную пасту, водку, конфеты для детей, печенье. Пива нет. Зато есть портвейн за 40 руб.

Ильич: Как это пива нет!?!? «Арсенальное» 4 по 2,25 взяли, или 5? Портвейн по 47.

Берем попробовать – ради прикола...

Настя: ...и желания узнать, что пили в молодости мои родители.

Подошли две пожилые комячки...

Ильич: (женщишы коми)

… – местные жительницы. В глазах радостно зарябило. Обе кругленькие, пестренькие. Свое, чисто народное представление о красоте. Красно-синие байковые халаты, платочки зажигающих ярких расцветок. Перекрест красного, розового, щемяще зеленого. Видимо, пастельный Glamour не читают. Приземистые, с круглыми плоскими лицами, темными, тоже круглыми глазами, улыбчивые, добродушные. Поздоровкались. Любопытные.

Покидаем Епу. Выплываем на середину, а нам навстречу с того берега – переправляется мальчишка на лошади верхом, без седла. Лошадка рыженькая бредет упорно, опустив голову, рассекая тяжелую воду, поперек течения, как, наверное, сто, двести, тысячу лет назад. И мы, как артефакт у них на дороге. Как летающая тарелка. Мираж.

А небо между тем все ниже и ниже, все темнее и темнее и вот оно – небеса разверзлись. Открылись хляби небесные. Вначале заморосил, а потом пошел и пошел дождь без остановки часов на 5, до самого вечера.

Кутаемся в плащи, от замерзания спасает только гребля. Стоит только остановиться – начинаешь мерзнуть.

Как там Алинка? Я-то знаю, что значит сидеть без движения под холодным уральским проливным дождем. Но она молодец. Ей, как всегда, не холодно, не мокро. Все хорошо. Нам повезло.

На втором кате детей накрыли андрюшиной плащ-палаткой. Темку утеплили, Танюшка так закутана в плащ, что похожа на маленькое приведение – без головы и ножек.

Лирическое отступлении. Таня – идеальный ребенок для похода. Ей никогда не было мокро, холодно, страшно. Босая, при каждом удобном случае или в резиновых сапогах на босу ногу, в джинсовой курточке нараспашку, в «болоньевом» плащике, если дождь. Я никогда от нее не слышала, что она не наденет эти джинсы, майку, кофту, носки, потому что они грязные, а эту куртку, потому что она мокрая. Пару раз у меня возникали порывы утеплить ребенка, но видимо, они шли вразрез с сашкиным спартанским воспитанием, и я отступала. Да и ребенок был весел, доволен и резв. По моим наблюдениям, в походе больше всего «достают» не чужие дети, а реакция родителей на все их вздохи, «чихи» и «охи». Если эта реакция спокойная, замыкающаяся в узком семейном кругу, основанная на определенных устоях и понятиях, то все довольны и никто себя не чувствует ни ущемленным, ни виноватым. Но если вся жизнь команды начинает подчиняться определенному воспитательному процессу, то это караул.

Детям труднее. Почему-то все взрослые считают себя педагогами, которые точно знают, как надо воспитывать детей. Часто это сводится к одной формуле: ребенок должен быть тих, нем и услужлив.

Настя: А как же Темка – предмет споров и пересудов женской половины нашего ката с Костей? По-моему, более адекватного мальчика 9 лет сложно представить.

Устраиваем «пережор» на узкой каменной косе. Разводим с трудом огромный костер, чтобы как-то обсушиться, погреться. (Вот оно: «мы с вами будем греться у жаркого костра»). Все жмутся к нему, выставляя кто попу, кто ногу, кто мокрые перчатки. Сто грамм уже не спасают. А детям и этого не позволено. Бедняги. Димка даже и здесь умудрился поймать хариуса, но крошечного, так что отпустили.

И опять. «По коням!». А река все шире и шире, начнешь огибать остров, а там опять такая же ширь, опять остров. Совсем запутались. Река превратилась в озеро, где коренной берег не узнать. Гадаем, вплыли мы в Усу или нет еще. Попадаются все чаще песчаные мели посреди бескрайней воды. А вот, наверное, и Уса.

Сразу по курсу остров. Даже не пытаемся пойти вверх, течение сильное. Идем этой левой протокой. На берегу тучи, несметные тучи мошки. Такое видим впервые. Хоть на воде ночуй. Выбирать приходится между плохим и очень плохим местом. Пристаем к левому берегу. Там хотя бы прибрежная полоса пошире, и вроде бы продувается. Только уклон такой, что я всю ночь сползала вниз палатки, а потом, скованная спальником, упираясь ногами и цепляясь пальцами, карабкалась к изголовью, а потом опять потихоньку вниз. Торжественного последнего ужина не получается. Все измотаны. Устали. В последний раз полюбовались закатом совершенно сумасшедшей красоты, разгоревшимся над притихшей перламутровой рекой.

Куплет последний

Большая часть команды проснулась необыкновенно рано, еще до дежурных. Погода отличная. Солнечно, тепло. От росы мокро и искристо. Поднял нас шум «моторки», а потом окрик: «Есть кто живой?». Костя проворчал из палатки: «Все спят!».

Костя: Я подал голос на случай, если утренние визитеры намереваются что-либо стянуть. Судя по молчаливой ретираде, так оно и было.

Странный ажиотаж. Торопимся собраться. Поскорее встать на воду, доплыть, посмотреть на километровую Усу, на Абезь. И в Магазин, в Магазин. За сникерсами, кефиром, пивом, хорошими сигаретами, кто за чем.

А меня охватывает грустное чувство. Впервые за походную жизнь мне стало мало двух недель. Захотелось побыть здесь еще, не в этом месте конкретно. А вернуться в верховья, все равно куда. И опять уже с чувством и с толком пройти по реке. Отогреться бы в бане, помыться, понежится в ванне и опять на недельку уйти в поход той же командой. Что бы опять, пусть по другому, но все повторилось. И скалы, и мои волнения, и галечные острова, и «кручи», и грибы, дневки, «гонобобелевка», согласна даже на «утро в сосновом лесу», в замызганных стаканчиках, костровые посиделки, Димкины песни, наше «дураченье», рыбалка и все, все, все остальное. Как-то Костя сказал, что из похода надо уходить именно с эти чувством утраты, сожаления, что все так быстро закончилось. Тогда обязательно захочется повторить, воплотить все не случившееся на следующий год. Ну, почти все.

Анька выпрашивает грести у нас на кате, я глупо упираюсь. Откричавшись, все равно уступаю. Настя сидит надутая, Анечка демонстрирует нам класс. К радости Димки, гребет правильно, глубоко, на всю лопасть погружая весло, не то что мы с Настей – неумехи и халявщицы.

Настя: Зато красивые и веселые.

Наконец, огибаем остров, и выходим на простор речной волны. По такой широкой реке нам еще сплавляться не приходилось. Впечатляет. Мне, как всегда, не очень уютно из-за моей водной агорофобии. По сторонам стараюсь не смотреть, только на нос и на медленно приближающийся берег. Причалили, проскрипев баллонами по песку. Приплыли…

Я, Манч и, разумеется, все пятеро детей собираемся в магазин, остальные разбирают суда и вещи.

Бредем по пляжу, встречаем гражданку, легкомысленно раздетую и принимающую солнечные ванны. Понимаем, как мы далеки от народа в своих лыжных штанах и куртках. Чтобы ее не шокировать, Манч подходит один, узнать, как выйти покороче в город. Но, проблуждав среди кустов, овражков, ручейков и веера троп, так и не находим нужную. Вернувшись к пляжу, идем до «пристани» – скопища выброшенных на берег лодок. Оттуда вверх поднимается пыльная изрытая колеями дорога. По пути разговорили мужичка, похожего на горного гнома. Невысокий, подвижный, но не суетливый, в замызганном одеянии – но это все пустяки, условности. Темное, востренькое, заросшее черной бороденкой лицо выглядывает из-под капюшона. Взгляд живой и хваткий. Оказалось, он художник, много лет живет в этих краях. Имеет два дома на Лемве, и мастерскую в Инте. Только что вернулся с похорон, прощался с приятелем, погибшим недавно в верховьях Лемвы. Тут мы понимаем, что, скорее всего, именно его тело и нашли ребята. Один круг замкнулся.

Идем указанной дорогой мимо интерната, разбитых ветхих домов. Найдя, наконец, магазин, как всегда, после выхода из леса, дуреем от пищевого изобилия. Нам это, и вот это, и еще пожалуйста, вон того, нет лучше, вот этого, а потом еще того и сего, и три бутылочки этой и шесть баночек этого, и мороженного – 5, нет – 6, нет – 8. Давайте 12.

Мне и Манчу еще надо попасть на станцию, разузнать насчет поездов. Все посылают нас по какому-то «трапику». Оказалось, путь через пустырь, ведущий к железной дороге, выложен сшитыми попарно шпалами. Вот вам и трап.

«Станция» – бетонная будка с заколоченными окнами, внутри небольшая комнатушка и облупившаяся вывеска – АБЕЗЬ. Ни кассы, ни расписания. И спросить не у кого. Тут же парковка. Стоят без всякого надзора с десяток мотоциклов с прицепами, поджидают уехавших на работу в Инту или Печору хозяев.

Возвращаемся к магазину.

Я по опыту предполагаю, что здесь в культурном центре поселка у нас больше шансов получить информацию о проходящих поездах. И точно, чуть ли не первая встречная поражает нас своей осведомленностью.

Настя: Пока они ходили, я с детьми наблюдала, как местные девушки-красавицы, нарядные, в туфельках на высоких каблуках, в чулочках, в вечернем макияже перепрыгивая через лужи, гуляют по пыльным, разбитым «проспектам» Абези.

(Что ж им тут, круглый год в кирзачах и в ватниках ходить с немытой рожей?!)

На берегу уже почти у всех все сложено, только у нас, как всегда, куча шмотья дожидается моего возвращения.

Отобедали, чем бог послал. В этот день бог нам послал бутылку водки, соленые огурчики, латвийские шпроты, разложенные на кусочках свежего белого хлебушка, печень трески, утопающую в масле, и пиво.

Адмирал уже договорился с местными мужиками о заброске до станции. Только один Костя, находящийся в запутанных отношениях с философией туризма, основанной на лишениях и преодолениях, вскинул на плечи рюкзак, взял еще для смакования катамаранную раму наперевес и не торопясь пошел.

Нам стало стыдно. А потом подумалось, а вдруг он это сделал в целях поддержания физической формы, или просто захотелось хоть напоследок покорячится в этом халявном детском походе?

Остальные, протащив вещи метров 300, закинули их в кузов тракторного прицепа, запустили туда же Саньку, и пошли налегке.

На «платформе» какая то аномальная зона. Воздух пропитан мошкой. А накомарники уже убраны, репеллент на исходе. Решаем не ждать своего девятичасового поезда, а убраться отсюда при первой возможности.

Еще раз убеждаюсь, что у всех свои тараканы. Сашке, например, приспичило побриться именно здесь, на станция Абезь, под ледяной струей, бившей с силой брандспойта из уличного водопроводного крана, который запускался с натужным воем нажатием кнопки. Через несколько минут нам была продемонстрирована гладковыбритая довольная физиономия настоящего индейца.

Информация о проходящих поездах противоречивая, но все-таки около 16 (17?) часов подошел адлеровский экспресс. Нас запустили внутрь.

Потом мы пили молодое вино, купленное у проводника, чай, спохватились, что не бросили «на возвращение» монетки, кинулись к открытому окну, и все по очереди закидывали их, пытаясь не попасть в железные фермы моста через Усу, глядели в окно – где–то там за болотами и лесами течет наша Лемва. И опять стало грустно.

А в Инте нас встречали. Вы думаете кто? Геннадий Коковкин. Сначала я подумала, что это такой умопомрачительный сервис, эдакое уральское гостеприимство: не только проводить самому группу на маршрут, но и встретить, убедиться, что все хорошо. Оказалось проще. Моя суетливая мама разыскала телефон Геннадия Ивановича и слезно попросила передать мне, чтобы я с ней связалась по прибытии в Инту, дабы она не волновалась. Коковкин особенно не обещал, но совпало. Встретились. Еще один круг замкнулся.

А на вокзале, пристроив вещи и направляясь в кафе, я вдруг была остановлена бородатым, расхристанным мужиком. «Оль, привет. Не узнаешь? Это я, Андрей, тот самый, с которым в прошлом году собирались на Балбанью». Дальний, третий круг сомкнулся.

Куплет последний. Оптимистический

Пусть солнышко нам светит,	(Светило!)
Пусть хариус клюет,	(Клевал!)
Послушны будут дети,
А не наоборот.	(Вполне! Замечательные дети!)
Чтоб каши (водки) нам хватило,	(Ну, почти!)
Чтобы росли грибы,	Еще какие!
Чтоб весело нам было,	(Было!)
И напевали мы…

А теперь – песня про Щастье, написанная Манчем две недели спустя.